Нормальный человек
– Я бы помыл
ботинки
– Что,
простите?
– Вы спросили,
что бы я хотел изменить, если б мог вернуться назад. Я бы помыл ботинки. Сами
посудите, если бы мать не увидела на них кровь и не вызвала полицию, мы бы с
вами не разговаривали сейчас. Так что да, я бы однозначно помыл ботинки.
Обычно на подобный вопрос отвечали что-то вроде «я бы не совершил столь ужасный поступок, мне так жаль», поэтому, услышав ответ преступника, я изменился в лице, как это сделал бы любой нормальный человек на моём месте. Мистер Кросс увидел и ухмыльнулся. Он был доволен собой, заметив, что мои губы дёрнулись, глаза широко раскрылись, а пальцы начали отбивать чечётку.
Меня
предупреждали, что этот самодовольный подонок упивался своей честностью и
развлекался, наблюдая за реакциями людей. Я пришёл в эту тюрьму сделать
заключение о его вменяемости, чтобы суд мог определиться с последним
пристанищем монстра: психбольница или камера смертников.
– Мистер
Кросс, я думаю, мы закончили.
– Приходите
ещё, с вами веселее.
Но мне больше
нечего тут делать. Никогда не любил тюрьмы: воздух тут какой-то спёртый, стены
серые, звуки слишком гулкие. Даже люди отличались: они слишком внимательно
смотрели, и каждый из них в любой момент был готов к агрессии. Поэтому поспешил
удалится. Мысленно я уже огласил своё решение: этот парень в своём уме, просто
слишком много выпил и позволил себе расслабиться, причём так, что все его
скрываемые демоны вырвались наружу.
Я уже давно
пытался понять, почему люди становятся монстрами. Хотел детально разобрать, почему
из двух братьев, росших в одной семье, один стал психопатом, а второй остался
добропорядочным гражданином. Почему женщина, выросшая в жутчайших условиях,
смогла сохранить человечность, а девочка из приличной семьи стала хладнокровной
убийцей. Столько вопросов. И по этому случаю тоже. Чтобы найти ответы хотя бы
на малую часть, решил посетить мать мистера Кросса.
Миссис Кросс
оказалась очень приятной женщиной средних лет, она тщетно пыталась скрыть
косметикой следы бессонных ночей, но красные и опухшие глаза её выдавали. Эта
женщина слишком много плакала за последнее время.
Габриэль Кросс
сказала, что ей проще справляться с переживаниями, когда она готовит, поэтому мы
пили чай с булочками, а вокруг нас витал запах корицы. На стене тикали старые
часы. И всё это – тиканье часов, запах корицы, тёплая кружка в руках – помогало
женщине не сорваться. Стоило ей отпустить чашку, как руки начинали дрожать,
поэтому она торопилась взять её обратно. Вот уже несколько недель Габриэль
пыталась объяснить хотя бы себе, почему её единственный сын жестоко избил,
изнасиловал и замучил до смерти невинную девочку. Она любила своего сына,
всегда любила, пыталась изо всех сил вырастить достойного мужчину, но что-то пошло
не так с самого начала.
В ходе беседы
миссис Кросс рассказала, что Конор с детства отличался от других ребят: не
любил объятия, не ценил похвалу, на ругань тоже особо не реагировал. Ещё в
дошкольном возрасте мальчика включили в специальную программу, которая должна
была помочь ему, но из-за нехватки персонала и перегруженности системы ситуация, наоборот, усугубилась: агрессивные дети только подстёгивали друг друга. Уже к
средней школе Конор неоднократно был пойман на воровстве и других
преступлениях, а также получил диагноз «расстройство поведения».
Мать растила
его одна, она бегала по врачам, которые ничем не смогли помочь, пыталась давать
лекарства, которые оказались неэффективными, провела много часов, беседуя с
сыном, который не проявлял ни малейшего интереса к их разговорам. Она пыталась
изо всех сил, но так и не справилась.
Разговор с
Габриэль не дал мне новых ключей к разгадке, всё это я и так знал из личного
дела Конора. Что же ускользало от меня?
Закрыв за
собой дверь, я покинул дом Кроссов, но уйти не успел. Ко мне подошла соседка.
Одна из тех возрастных любопытных леди, что знают всё обо всех. Всегда таких
избегал. Но я профессионал, поэтому широко и дружелюбно улыбнулся, чтобы
познакомиться.
Старушка
поведала мне, как же они все жалеют бедную Габриэль. Она столько работала,
чтобы поднять на ноги гадкого мальчишку. Она смогла вытянуть их быт совсем
одна. Её муж погиб вместе со своими родителями по пути в роддом. Своих
родителей девочка похоронила ещё раньше. Чтобы свести концы с концами ей
пришлось выйти на работу, когда Конору исполнилось три недели.
Стоп! Что?
– А с кем был
ребёнок, пока Миссис Кросс работала?
– Ах, бедной
девочке приходилось бегать туда-сюда. Им только-только хватало на самое
необходимое, ни о каких нянях и речи быть не могло, сами понимаете, – при этих
словах старушка зачем-то сжала мою руку, я понимающе улыбнулся и аккуратно
сделал шаг назад, чтобы увеличить дистанцию.
– Она прибегала
дважды с работы, чтобы покормить и перепеленать малютку. И так каждый день на
протяжении целого года! Потом, правда, стало полегче. И что? Как этот негодник
отблагодарил бедную мать? Да она глаза боится поднять, ходит, будто от неё
осталась только тень! Тьфу!
Вот оно.
Недостающий кусочек пазла.
Всё своё
младенчество Конор провёл один. Изначально прикосновения для новорожденных
являются стрессом, и только после многократных ласковых касаний дети начинают испытывать
наслаждение. Формирование устойчивой связи между социальным контактом и
удовольствием происходит в глубоком младенчестве. Мать слышит крик ребёнка,
подходит, гладит его, кормит, меняет пелёнки. И после многих-многих повторений
мозг маленького человечка формирует связь: присутствие родного человека
избавляет от страха и боли.
У Конора же не
сформировалась связь между человеческим контактом и избавлением от стресса. Поначалу
он плакал, но на его крики никто не отзывался, поэтому мозг младенца усвоил,
что можно положиться только на себя. Конечно, вечерами он был обласкан матерью,
но та была настолько уставшей и замотанной, что засыпала на ходу. Поэтому повзрослевший
мальчик не видел абсолютно никакой ценности в отношениях с другими людьми, он
думал только о том, как можно использовать других в своих интересах. Его не волновала
мораль или то, что он может причинить кому-то боль.
В день суда
над мистером Кроссом я подробно изложил свои выводы, не забыв упомянуть о годе
одиночества в младенчестве, как о наиболее вероятной причине его отклонений.
Возможно, эти документально подтверждённые записи в будущем окажутся полезными
для моих исследований.
В перерыве видел,
как Габриэль стояла, обнявшись с матерью жертвы, обе рыдали. Суды, как и
тюрьмы, я тоже не любил. Слишком много чужих слёз, чужих эмоций, чужих
прикосновений. Но работа есть работа. Я вышел на улицу, размышляя о Коноре
Кроссе.
Он был слишком
глуп. Мои будут не такие. Те малютки, что попадут ко мне в дом, вырастут
гораздо умнее, они смогут скрывать свою натуру, я об этом позабочусь, научу.
Ради эксперимента решил усыновить троих: один от конченной наркоманки, другой
от несовершеннолетней, третья – полностью здоровая малышка, оставшаяся сиротой
после аварии. Посмотрим, повлияют ли гены на их развитие в условиях финансового достатка и в то же время тотального
отсутствия прикосновений и внимания на первом году жизни. Это будет очень
интересно…
Матчасть взята
из книги Брюса Перри и Майи Салавиц «Мальчик, которого растили как собаку, и
другие истории из блокнота детского психиатра».