Никогда бы не решилась Джанет уйти так далеко из Карнмора, если бы Холмы не забрали возлюбленного Итана.
О, как она горевала и плакала, прочитав его прощальное письмо! Страшнее смерти было для Джанет не слышать его складных речей, не целовать медовых губ, не любоваться глазами, голубыми, как небо. День ото дня чахла от тоски бедняжка Джанет, и ни один лекарь не мог излечить её скорбящее сердце.
Случилось так, что в ту пору шел мимо их деревни старый Сэм–пилигрим. Поговаривали, что видел он, куда упал дьявол из Рая, сколько сосен растут на последнем утёсе в Коннахте и на чем держится небо; мудрее человека было не сыскать во всей Ирландии!
Рассказала безутешная Джанет ему своё горе.
– Сам я помочь твоему горю не сумею, но недалеко от Килгласса в черной избе у озера живёт столетняя ведьма, что знает, как найти дорогу в Холмы. Если сделаешь всё, как она скажет, то сможешь увидеть своего Итана.
Едва услышала Джаннет, что есть способ вернуть возлюбленного, как к ней вернулись силы, и она не мешкая отправилась в дорогу.
Много ли, мало времени прошло, добрела Джанет до Килгласса. Но сколько бы ни ходила девушка вокруг озера — черной избы не увидела.
«Обманул меня старый пилигрим» – вздохнула Джанет, и тотчас же перед ней возникла сухонькая старушка с маленькой корзинкой рыбы.
– Здравствуй, матушка. – поклонилась ей Джанет. – Не видели ли вы у озера черной избы, где живёт столетняя ведьма?
– Видела, – кивнула старушка. – Но тебе не найти к ней дороги без позволения ведьмы, а она уж очень не любит незваных гостей!
– Прошу, матушка, скажите, – взмолилась Джанет, – как можно получить позволение? Если она не сможет помочь моему горю, мне только и останется, что умереть!
– Знаю я дорогу к черной избе, но сама не дойду — далеко. Вот перенесешь меня с уловом через реку и поставишь вон на тот серый камень — я покажу тебе черную избу. Только смотри, не замочи мне ноги.
С радостью Джанет посадила себе за спину старушку. Та весила меньше голубиного пера, но – что за диво – с каждым шагом к реке тяжелела вдвое, а у самой воды от тяжести у девушки задрожали колени. А старушка сидит на спине, корзинку нянчит, а в корзине рыбина бьётся, хлещет Джанет хвостом по лицу, чешуёй глаза залепляет:
– Может, не нужно тебе к черной избе? – смеется старушка. – Возвращайся домой, да там ищи ответы; ежели не по силу тебе реку перейти, то и правду знать непосильно будет.
Как подумалось Джанет о Итане, как представила она, что страдает возлюбленный под вечнозеленым холмом, как кружат его феи в гибельных танцах — перехватила она старушку покрепче, зажмурилась от рыбьего хвоста, вошла в ледяную воду, да оцепенела от холода.
– Может, не нужно тебе к черной избе? – смеется старушка. – Возвращайся домой, да там ищи ответы; ежели не по силу тебе холод осилить, то и правду знать непосильно будет.
Вспомнила Джанет стихи складные да клятвы рассветные возлюбленного своего, перехватила старушку повыше и погрузилась в ледяную реку по грудь. Не видит Джанет, куда идет, не чует Джанет ног, не чует сердца; чует, как речной дух ледяными зубами кости её грызёт.
– Может, не нужно тебе к черной избе? – смеется старушка. – Возвращайся домой, да там ищи ответы; ежели не по силу тебе из реки выйти, то и домой вернуться непосильно будет.
Вспомнила Джанет голос ласковый да поцелуи горячие; забилось её сердечко, согрелись её ноги и отступил холод грызущий. А как дошла девушка до середины реки, так с каждым шагом старушка всё легче становилась.
Донесла её Джанет до серого камня. Спрыгнула на него старушка, засмеялась:
– Вот и черная изба, Джанет, вот и столетняя ведьма тебе.
Протерла глаза Джанет от чешуи рыбьей, смотрит, а перед ней не камень серый – изба чёрная, и на крыльце той избы старушка стоит. Да и не старушка это вовсе, а женщина: глаза, что мох синий, волос, что хвост сорочий, всеми цветами переливаются. В руках у ней корзинка, а в корзинке не рыбёшка мелкая — сом трехглазый, усами своими повязанный, шипит, глазами вращает. Не испугалась Джанет, поклонилась ведьме, поклонилась сому.
– Рассказывай, для чего тебе к черной избе понадобилось, зачем меня искала?
Поведала Джанет о радости своей и горе; рассказала о Итане и как по весне увели его феи в Холм.
– Правду сказал Сэм-пилигрим, – кивнула ведьма. – Знаю я, как найти дорогу в Холм.
Кинула ведьма корзину, ударилась та о землю, да рассыпалась; глянь Джанет, а на земле не сом, конь речной. Шкурой уголь, гривой снег, от сома лишь усы остались, да жабры по шее. Отломала ведьма черную щепку с порога, и подает Джанет:
– Положи за пазуху, да не потеряй. Садись на речного коня и держись крепче, иначе не пройти тебе через болота. Вывезет тебя келпи к холму. Обойди его против солнца трижды, приложи щепочку к подножию, а там увидишь, что делать. Да смотри, не роняй её на землю, иначе разозлишь фей.
Поблагодарила девушка ведьму, взяла щепочку. Подхватил её келпи и быстрее мысли кинулся прочь от черной избы. Зашумел ветер, замелькали деревья и облака; не успела испугаться Джанет, как в миг очутилась в безлунном поле. Стоит Джанет, руки своей не видит, боится по черноте ступать. Не найти ей Холма, не видать больше своего Итана.
Горькими слезами залилась девушка, а конь речной стоит рядом, капли слизывает с её щёк. Напился келпи, заржал, забил копытами и начал мордой толкать Джанет вперед, за пригорок. Забралась на него девушка, а там…
Хоть и пряталась луна за тучами, а Холм был виден: весь усыпан белыми цветами, а в каждом цветке по светлячку. Услышали они Джанет, заволновались; всколыхнулся Холм и засиял.
Достала Джанет черную щепку, приложила к Холму. Долго ждала она, но не открылся холм.
Подняла девушка щепочку, обошла Холм, и снова приложила её. По-прежнему серебрилась трава, по-прежнему Холм оставался закрыт.
Снова подняла девушка щепочку, снова обошла холм и в последний раз коснулась ею подножия. По прежнему пел ветер, по-прежнему светились цветы на Холме, но не открылся вход, не пустил Джанет внутрь.
Рассердилась Джанет, вскочила на ноги, швырнула щепочку в холм. Зашуршала трава, потухли цветы, словно по ним моровая змея проползла, и подкатился к ногам Джанет железный мячик. Вспомнила девушка, что железо фейской магии враг, и давай кидать мячик на Холм.
Катится мячик, шуршит трава под ним, вянут цветы, искрами летят во все стороны светлячки. А Джанет всё кидает мяч, Холм обходит.
Обошла она его третий раз, и тотчас же возник перед ней юноша красоты нечеловеческой.
— Зачем железом грозишь, милая Джанет? – спросил он девушку, – Зачем так убиваешься по Итану? Спускайся к нам, в холмы, где нет места болезням и печали. Спускайся, милая Джанет, и я подарю тебе поцелуй, терпкий как летний мёд.
Покачала она в ответ головой. Красив был юноша, а Итан её милее сердцу был. Дохнул ветер из Холма, взметнул его волосы и ещё прекраснее стал юноша, ещё ласковее стал его голос:
— Спустись со мной, Джанет, отдохни, потанцуй. Спускайся, и я наряжу тебя в шелка и жемчуга, подобных которым не бывало ни у одного смертного короля.
Покачала она в ответ головой. Сладко говорил юноша, но речи Итана были ей слаще. Дрогнули тучи, упал лунный луч на юношу: засияли его глаза и волосы серебром, зазвенела речь — не могла Джанет отвести от него взгляда, не могла не слушать.
— Спустись со мной, Джанет, и я сделаю тебя королевой земель Ирландских, прекрасной и мудрой. Спустись, и открою тебе речь птиц, зверей и камней!
Вспомнила Итана и в третий раз покачала головой Джанет. Склонил голову юноша:
— Иди, милая Джанет. Иди за чем пришла, да не оглядывайся.
Страшно было Джанет идти в темноту, но как подумала она о милом Итане, так вмиг переступила порог. Идет Джанет, и видит: от каждого шага её по ступеням золотые круги расходятся, что по воде, на стенах мох светится, а потолка словно и нет — горят над девушкой звезды, да все чудные и незнакомые.
Долго спускалась Джанет, пока не вывели её ступени в дивную залу. По стенам вода вверх течет, под полом облака ночные клубятся, а посреди стоит фея в белых одеждах, с подола звезды на пол рассыпает.
— Ах, Джанет! Разве не просила я тебя обойти холм трижды? Разве не просила не ронять щепку на землю? Зачем железом сгубила ты мои цветы?
Стыдно стало девушке за своё нетерпение, опустила она голову. А как подняла, так и обомлела: глаза, что мох синий, волос, что хвост сорочий — не старушка и не женщина её привела, а сама Хозяйка Холма.
— Почернело сердце моё без Итана, померк разум мой в одиночестве. Отдай мне моего возлюбленного, что ты околдовала и увела!
Улыбнулась Хозяйка Холма:
— Нет и не было моих чар на нём, когда он ступал по этим ступеням. По своей воле пришел Итан.
Разозлилась Джанет, не поверила словам феи, тогда коснулась Хозяйка воды — пропала та, словно и не бывало её вовсе — и увидела девушка дивный сад.
— Не пленник он – гость, и волен уйти, когда пожелает. Уговоришь его вернуться — неволить не буду.
Бросилась в сад Джанет, а там что ни дерево, так плодами и цветом усыпано, что ни травинка, так от пчёл к земле клонится, что ни вдох так мёдом во рту расцветает. А под самой большой сиренью в окружении фей Итан сидит. Подбежала девушка к нему, руки протянула — шарахнулся Итан, как мертвеца увидел.
— Что же ты, не узнал меня, Итан? Это я, Джанет, твоя возлюбленная.
Помрачнел Итан, опустил голову:
— Зачем пришла ты, Джанет? Разве не читала ты письма моего? Разве не просил я не идти за мной?
— Очаровала тебя Хозяйка, замутнила разум! Не по своей воле пришёл ты!
— Прости, Джанет. Сам пришел я в холмы, сам спустился в этот сад.
Не сдержала слёз Джанет:
— Вернись, Итан, вернись, любовь моя! Болит душа твоей матери, болит моя душа без тебя.
Долго молчал Итан, а когда сказал, горькой желчью его слова показались Джанет:
— Правду сказала Хозяйка Холма: нет её чар на мне, но не вернусь я, Джанет. Сердце моё тут поёт, на устах рифмы цветут — не было и не будет так в Карнморе. Нет мне жизни без песен моих, Джанет, не вернусь я к людям.
В слезах вышла девушка из сада.
— Зачем привела ты меня, Хозяйка Холма? Зачем помогла? Зачем испытала меня?
— И дети Миля и дети Дану сами свой путь выбирают. Сама ты выбрала слушать Сэма-Пилигрима. Сама ты выбрала идти к черной избе, сама понесла меня через воду, сама оседала коня и Холм открыла сама. И стоишь ты как гость в Холме по своей воле. Семь раз могла ты вернуться, Джанет из Карнмора, семь раз ты не возвращалась. Трижды вернуться просила ты Итана — трижды отказ получила — очарован он не мной, но страной моей.
Ещё горше стало Джанет от слов феи, не поверила она ей:
— Не мог, не мог мой Итан сам уйти в холмы! Любил он меня, любил больше жизни, больше песен своих!
Грустно улыбнулась ей фея:
— Встретился юноша тебе у Холма, знай же: то сын мой младший в чаровании которому равных нет. Трижды очаровывал он тебя, Джанет, трижды отринула ты чары его. Если лживы слова мои, если правду говорит твоё сердце, отчего же не вспомнил Итан о любви своей? Отчего же он жизнь с тобой предпочёл фейским песням и мёду?
Острым ножом прозвучали слова Хозяйки; так больно стало девушке, что тотчас захотела она умереть.
— Выбери он путь твой, твою дорогу, было бы ли счастье тебе, милая Джанет? Осыпал тебя Итан словами и обещаниями, что дерево листьями, но что тебе с тех слов? Наша земля от песен хлеб родит, зверей растит, ваша — пот и кровь пьет, задаром плоды не дает. Видели пальцы возлюбленного твоего перо и пергамент; видели ли плуг и сорные травы?
Поняла Джанет, что права была Хозяйка Холма — негодным супругом будет Итан. Вытерла она слёзы, заплела косу, поклонилась фее:
— Спасибо, Хозяйка Холма, за подарок твой, да уж больно дорог он оказался.
Улыбнулась фея и достала из рукава яблоко: спелое, наливное, семечки через кожуру золотую просвечивают. Разломила пополам — а мякоть красная как кровь, семечки черные, как вороний глаз.
— Негоже за подарки цену брать; выкуплю я её. Выбирай: съешь одну половину яблока, всегда ложью сыта будешь. Съешь вторую — забудешь Итана.
Хотела Джанет взять вторую половинку, да задумалась: неспроста фея такой выбор дала. Протянула она руку, взяла первую, откусила, да едва не выплюнула: горькое то, что правда, да солёное, как слёзы. Но всё съела Джанет, даже семечки чёрные, как вороний глаз, проглотила.
— Если хватило мудрости выбрать, хватит и мудрости забыть, — сказала фея, и протянула Джанет вторую половинку.
Откусила Джанет вторую половинку яблока, а оно сладкое, как поцелуи Итана. Откусила второй кусочек — мёдом слов его на языке растекся яблочный сок. Съела третий — вспомнила все слова его, все обещания. Плачет девушка: сладка половинка, а есть её хуже первой; кусок в горло не идет, слёзы лицо заливают, в сердце как гвоздём горячим ворочают. Но всё съела Джанет, даже семечки чёрные, как вороний глаз, проглотила.
Хотела Джанет поблагодарить хозяйку, глянь — а зала пустая, лишь дорожка из звёзд от Джанет в стену воды ведёт. Вошла девушка в неё да так и замерла — легко-легко от той воды на душе ей стало, и диво — вода сухая. Течёт, по голове гладит, а ни волос ни одежды не намокают.
Обернулась Джанет, глядит — а она уже на краю Карнмора. Вспомнила она слова сына Хозяйки, поклонилась и ему, на Запад, и побежала к дому.
А на краю деревни у соседей спор случился:
— Недоглядел ты за курицами своими, Патрик! Сам курятник закрыть забыл, а меня винишь! Передушила их лисица, так с лисицы и спрос будет!
— Не лисица то была, а пёс твой, Генри! И курятник ты сам открыл, да его пустил!
— Пёс мой лис гонит первый на всей округе, вот и погнал рыжую! Нечего зверя винить, коли голова дырявая!
Любопытно стало девушке. Перелезла она через забор, да подошла поближе:
— О чем спор ведёте?
— Вчера вошёл я в курятник — половина птиц передушена, половины нет, да перья на двор О'Генри указывают! А тот говорит, лисы в курятнике резвились, кур моих подавили, а пёс его от того в крови да перьях, что лис гонял, курятник защищал!
— Истинно так было! Не душила собака… Я сам ночью зашёл, им головы свернул: жена пирогов наделала да подушек, а пёс в котёл морду сунул, да нос испачкал!
Изумился Генри, рот руками закрыл: не хотел он правды говорить, а соврать девушке не смог, сами слова изо рта шли. Рассмеялась Джанет:
— Коли сам признался — уплати Патрику за куриц!
Отдал Генри Патрику деньги, а тот половину Джанет вручил. Тут-то и поняла девушка, что за подарок дала ей фея, и как можно чужой ложью насытиться.
Стала Джанет судьёй, нашла в мужья честного паренька и слава о ней и её потомках разнеслась по всей Ирландии.