Снег запорошил улицы, дома, закутал всё вокруг воздушным холодным одеялом. Он скрыл пустые бутылки и окурки, валявшиеся в парке, облагородил тумбы и заборы, накрыв их белыми шапками сугробов.
Он сыпал и сыпал. Пушистыми снежинками покрывал плечи и голову Никитки, норовил скользнуть за воротник, но мальчишка плотнее закутался в шарф, и снегу это не удалось.
Никита спешил в больницу, пряча под курточкой и прижимая к груди пакетик с подарком для мамы.
Большое красное яблоко подарила соседка. Она последнее время почему-то грустно вздыхала при виде Никитки и норовила чем-нибудь угостить.
***
Пётр Степанович Веселовский стоял у окна вип-палаты и смотрел, как двор больницы покрывается снегом.
«Вот и всё, — думал он, — последняя зима. Хорошо, что успел увидеть снег. Сугробы очень похожи на чистые листы, на которых можно переписать свою жизнь,.» — Он вздрогнул от этих мыслей и отвернулся от окна. — «А что? Не всё так плохо. Он прожил жизнь, как хотел. Путешествовал по разным странам, обедал в дорогих ресторанах, покупал самых лучших женщин. Лучших ли?» — Веселовский поморщился. — «Каких хотел, таких и покупал!» — тут же оправдал он себя. — «Но почему на душе нет покоя, нет удовлетворения? Скоро придёт жена. Какая она по счёту? Пятая или шестая?» — он на секунду задумался, потом мысленно махнул рукой, — «Да какая теперь уже разница! Надо сказать, чтобы не приходила. И про завещание тоже. Пусть не переживает, квартира и счёт в банке на круглую сумму. Недаром же она возилась с ним столько времени! Заработала!» — Веселовский вздохнул, присел на кровать и достал из тумбочки золотое яблоко, ощутив в руке приятную тяжесть. Это был его талисман. Пётр Степанович не расставался с ним вот уже тридцать лет.
Яблоко было полностью из золота, и хоть и имело в диаметре всего четыре с половиной сантиметра, весило почти килограмм.
***
Никитка спешил изо всех сил. Его, как назло, задержали сегодня в школе. Мальчишки из старшего класса стояли у входной двери. Им не нравилась старенькая курточка Никиты и его расхлябанные ботинки, доставшиеся от сына соседки, поэтому при каждой встрече они норовили толкнуть его или ещё как-то обидеть.
Никита долго выглядывал с окна второго этажа, поджидая, когда они уйдут, и теперь бежал по пушистому белому снегу.
«Только бы успеть! — он пролез через дыру в больничном заборе и кинулся к главному входу.
Никитка дёрнул дверь и похолодел. Опоздал. Он так верил, что яблоко поможет маме выздороветь. Слёзы набежали на глаза, затуманивая надпись на дверях: «Приём передач до 16.00».
Никита смахнул слёзы холодной колючей варежкой и постучал.
Он стучал ещё и ещё, но никто не отзывался. Никитка не знал, сколько так простоял, может полчаса, может час. Он почувствовал, как холод забирается в его худые ботинки, как мороз ныряет под курточку, а холодный ветер продувает тонкие брюки.
Он потратил столько времени, чтобы написать маме письмо. На глаза опять навернулись слёзы. Никитка повернулся и понуро побрёл по больничной аллее.
Он дошёл до лавочки, смахнул снег и сел на холодное дерево. Запрокинул голову, подставил лицо падающему снегу и закрыл глаза .Крупные снежинки величаво опускались, таяли на губах, цеплялись за длинные ресницы, укутывали их. Никитка сидел, не шевелясь. Он не сможет никуда уйти, пока не поможет маме. Он будет ждать до утра.
***
— Последний снег, который я вижу! — Пётр Степанович решительно открыл шкаф и снял с вешалки дублёнку.
«Имеет же он право выйти в больничный парк. Кто может ему запретить?» — Веселовский грустно улыбнулся.
Он шагнул на больничное крыльцо и с наслаждением, всей грудью вдохнул морозный воздух. Приём посетителей закончился, и в больничном парке никого не было.
«Как хорошо, что она не пришла,» — с облегчением подумал Веселовский про жену и ступил на заснеженную аллею.
Маленькую фигурку, сгорбившуюся и уже почти превратившуюся в сугроб, Веселовский заметил не сразу.
На ледяной лавочке съёжившись сидел пацан лет десяти.
— Мальчик! Ты что тут? Холодно. Иди домой.
Большие серые глаза распахнулись, и Веселовский невольно вздрогнул, увидев, сколько в них боли.
— А вы тут лежите? В больнице?
— Лежу. У тебя что-то случилось?
— Я должен был спасти маму, но не успел, двери закрыли, — по раскрасневшимся от мороза щекам пацана побежали слёзы.
— Погоди, не реви! Говори, что нужно сделать, я помогу.
— Надо передать ей подарок. Там яблоко и письмо, — Никитка сунул руку под курточку и достал пакет.
— Хорошо, — Веселовский принял свёрток,— Как зовут твою маму?
— Гелланика Сергеевна Светлова.
— Принято! — Веселовский улыбнулся, — Беги домой и не переживай. Я всё передам.
— Спасибо огромное, — в больших глазах мальчишки плескалась благодарность.
— Беги давай, поздно уже.
***
Веселовский снял дублёнку, кинул её на стул и раскрыл пакет. В нём было большое красное яблоко и сложенный вчетверо альбомный лист. Веселовский раскрыл его:
«Дорогая мамочка! Это яблоко для тебя, оно волшебное! Выздоравливай скорее. Мне без тебя очень плохо! Я тебя люблю! Твой сын, Никитка».
Веселовский свернул листок и нажал кнопку вызова медсестры.
***
— Я всё выяснила, — девушка в белом халате выглядела уставшей, — Светловой нужна операция, но она не может заплатить, скорее всего, её отправят домой умирать.
— Тут её сын приходил, принёс пакет, передайте ей, пожалуйста.
— Как скажете, Пётр Степанович.
— Несите аккуратно, свёрток хоть и маленький, но тяжёлый.
***
— Светлова! Вам передача.
Лилия открыла глаза и с трудом пошевелилась:
— От кого?
— От вашего сына.
Медсестра осторожно положила свёрток на кровать.
Гелланика раскрыла его и обомлела. В пакете рядом с запиской лежало яблоко из чистого золота.