– Скажите, Доктор, как давно вы живёте? – спросил меня Стрела. Он играл роль репортёра, берущего у тольтеков интервью.
– В этом воплощении не так уж долго, – отвечал я, – Но я помню некоторые из своих прошлых воплощений.
– И сколько же их?
– Помимо этого, ещё два. Первое из них было около девяти тысяч лет назад. Меня тогда звали Мармудо. Именно тогда я впервые пришёл в Школу. Мой учитель послал меня учиться балансу. Он прочил мне будущее великого воина. Но в Школе я познал Технику, овладел ей в совершенстве, став Мастером Границ, и после меня уже никто не звал Мармудо – я стал Мастером Мон.
– Интересно. А кем вы были во втором воплощении?
– Ну, оно не было вторым, – уточнил я, – Просто оно одно из двух, которые я вспомнил. Это было две тысячи лет назад. Я был охотником, следопытом и очень любил путешествовать. И звали меня тогда Чур Джи. И в том воплощении моя жизнь тоже какое-то время была связана со Школой.
– Как вы думаете, после этого вы сразу родились Доктором Блэком? Или были и другие воплощения?
– Уверен, что были. Просто их я еще не вспомнил. И, кстати, я родился не Доктором Блэком. При рождении мне дали имя Рунако Иму – Сияющий Сумрак. Доктором Блэком я назвался сам уже в зрелом возрасте.
– Почему Доктор? – продолжал спрашивать Стрела.
– Ну, потому что я и в самом деле Доктор. Доктор физики. Квантовой физики.
– О! Как интересно! – Стрела заметно оживился, – А как же вы, доктор квантовой физики, оказались в нашей Школе? Ведь наша техника – это прежде всего техника игры, актёрской игры – на сцене, в кино. Что вас привлекло в нашу Школу? Короче, как попал в Школу Доктор Блэк?
– Ха! Это вам так кажется, что вы тут занимаетесь актёрской игрой…
– Ну, нет, нам так не кажется, – перебил меня Стрела, – на самом деле мы исследуем себя и мир. Для нас сцена – это научный инструмент. Сложнейший притом и самый совершенный!
– Ну вот вам и ответ на ваш вопрос! – заключил я, – Именно поэтому я и здесь. Потому что ваша Техника, ваша Игра, работа с пространством, Миф – это всё, прежде всего, чистейшей воды квантовая физика! Притом такая продвинутая, что не снилось ни последователям Копенгагенской, ни приверженцам мультиверсной трактовки! Поэтому я и здесь, в вашей Школе. Это было, как говорится, неизбежно.
– Ну хорошо, я думаю, достаточно, – сказал Стрела, возвращаясь в роль режиссёра.
– Хорошо. Снято, – сказал Рябина, – Давай, Стрела, теперь с тобой интервью снимем. Доктор, позадаёте Стреле вопросы?
– Да, конечно, – согласился я и сел на место Стрелы. Теперь Рябина снимал его.
Я пару секунд обдумывал, ответ на какой вопрос интересно прозвучит в нашем сериале про параллельные Мифы. И задал первый вопрос:
– Стрела! Почему именно вы?
– На самом деле это случайность! Да, случайность! Ведь когда девять тысяч лет назад я впервые пришёл в Школу – я пришёл туда самым последним. Вы все там уже были, и вы все были уже крутыми мастерами. Я был самым неопытным и отстающим. И вы все меня учили. А сейчас я учу вас. Просто мы тогда договорились, что когда снова все встретимся, первый, кто вспомнит, расскажет остальным. Я просто первым вспомнил…
Стрела задумался. А потом что-то вспомнил и продолжил:
– Но на самом деле, я думаю, что это не случайно. Так и должно было быть. Потому что я – Стрела. Я вижу следующий ход. Это моя сила.
– Наверно, это ваш последний этап освоения техники – учить других, – предположил я.
– Да, наверно, – согласился Стрела.
– Ну тогда следующий вопрос: а почему Стрела?
– Доктор, вы на самом деле не правы тогда были – я не потому пришёл в Школу, чтобы научиться стрелять без лука и стрел.
– А почему?
– Это было из-за любви…
Взгляд Стрелы погрузился в воспоминания.
– Выходит, это была другая стрела, да?
– Да…
– И всё же, – заключил я, – И всё же именно Мармудо – то есть, я – дал вам тогда имя Стрелы!
– Да. Вы, Доктор.
– Хорошо. Тогда последний вопрос. Все споры, как говорится, это споры об определениях. В Школе в связи с Мифом можно часто слышать слово тольтеки. Мне известны разные определения этого понятия. Каково ваше определение? Кто такие тольтеки в понимании Мифа?
– Тольтеки – это просто слово. Это просто слово, когда-то где-то обозначавшее тех, кто является носителями знаний о смысле жизни. На самом деле в разные времена мы по-разному себя называли. И Воинами Света, и Знающими, и Мастерами Границ. Сейчас называем Тольтеками. Но это только слово. Не оно нас определяет. Только то, что мы знаем – Техника.
– Спасибо, Стрела.
– Спасибо, Доктор.
– Хорошо, снято.
– Так, кто у нас следующий?..
Стрела и Рябина продолжали снимать интервью с тольтеками – носителями Мифа. А я вернулся в круг, где Белла гадала всем желающим на картах.
Я спросил у Беллы:
– Как это делается? Нужно задать вопрос?
– Да, – ответила мне Белла, – Не обязательно задавать вслух, можно мысленно сосредоточиться на вопросе. Правда, тогда мой ответ будет более размытым. Но тут важно, что именно в моём ответе срезонирует у тебя с твоим вопросом.
Меня сейчас больше всего интересовал только один вопрос. Моя любовь. Моя Тайна. Её не было с нами в этот день – она уехала некоторое время назад и никому не сказала, когда вернётся. Но меня интересовало не столько время её возвращения, сколько она сама…
– Я готов, – сказал я Белле, – Вопрос задан.
– Хорошо, – сказала Белла и вытащила для меня одну карту из своей колоды.
Я взял карту и стал рассматривать, что на ней изображено. Я не разбираюсь в таро. Поэтому изображение я прочитал по-своему. Я увидел на карте женщину-водолея и цифру XVII. Для меня это было вариантом ответа сразу на два вопроса, которые я, впрочем, в данный момент не задавал. Один вариант: это, возможно, день её рождения. Она ведь Тайна – и дату её рождения никто в Школе до сих пор не знал. Другой вариант: это может быть примерное время её возвращения. А тем временем Белла спросила у меня номер карты и дала мне ответ на мой вопрос:
– Семнадцать – это карта «Звёзды». Очень хорошая карта. То, к чему ты стремишься, о чём помышляешь, станет намного ближе к реализации, если ты будешь в это всем сердцем верить. Не переставай верить и иди.
Это был, пожалуй, самый ценный из сегодняшних ответов. Для меня. Были и другие. Но этот попал в самое сердце. Я услышал, что иду верным путём, и теперь уверовал в него ещё больше.
После съёмок в Школе я отправился домой, в свою маленькую квартирку на Док Роуд, в Тилбери. Орбитальный экспресс ходит туда с Праздничной площади Белого Города, который я сам для себя прозвал Новым Вавилоном – за его неподражаемую изысканную эклектичность и стремление к большой высоте на малой площади. Я шёл тем же маршрутом, которым всегда ходил с Тайной. Мы садились с ней на один и тот же экспресс, только я выходил на несколько остановок раньше. Всё вокруг напоминало мне о ней – и эта улица, и этот снег, и эта остановочная станция экспресса, и Праздничная площадь – по ней мы гуляли в прошлый Новый год. А эти наши беседы по пути домой! Её серьёзные вопросы и не менее серьёзные рассуждения! Или её потрясающие идеи для новых этюдов – такие глубокие. Вертикальные, как выражается Стрела. И сейчас мне казалось, что Тайна идёт со мной рядом. Просто она и правда была со мной. В моём сердце. И сердцем своим я видел её идущей рядом. «Как там она сейчас? Чему радуется? О чём, быть может, грустит?», – я думал об этом, идя на экспресс. Думал даже не словами, а внутренним теплом от одного её имени – Тайна.
* * *
На следующий день я поехал в театр к восьми утра, чтобы самостоятельно позаниматься хореографией, пока свободна сцена. Проснулся на полчаса позже будильника, очень торопился и когда приехал в театр, обнаружил, что забыл надеть амулет «Молния» – непременный атрибут моего Доктора Блэка. «Молния» – это его земная, материальная связь с Мифом. Не критично, но всё же без амулета было как-то немного не по себе. Детали одежды и аксессуары всё-таки помогают ощущать своего персонажа. Впрочем, это и раньше случалось, хотя не часто. После двух часов активной разминки, растяжки и танцевальной импровизации настроение уже было лучше некуда. Без пяти десять на сцене начали собираться студенты утреннего актёрского курса. Первой пришла Лира.
– Здравствуй, Лира! – поприветствовал я.
– …Здравствуйте…
Лира выглядела озадаченной и удивлённой. Она как будто не знала, как ей поступить. Однако быстро нашлась и уже немного шутливо спросила:
– Александр, вы поэт сегодня? Тогда лира – это ваш талант. А я могу быть музой. Приятно, конечно, хотя и несколько неожиданно.
Вот тут уже я не нашелся сразу, что ответить, так как ничего пока не понимал. В этот момент в зал вошла Королева.
– Наташа!
– Оля!
Девушки поприветствовали друг друга троекратным жеманным «чмоки-чмоки», отчего сделались похожи скорее на двух девиц-клерков, чем на актёров нашего театра, по обыкновению приветствующих друг-друга тёплыми дружескими объятьями.
– Саша, привет! Ты сегодня с нами занимаешься? – спросила Королева.
– Привет, Королева – ответил я, сам в этот момент мысленно задавая встречный вопрос: «Саша?»
– О!.. Это такой комплимент? Спасибо!
Королева улыбалась, но слегка натянуто, оглядываясь при этом на Лиру. (Или Олю?..)
– Александр сегодня всем какие-то странные имена даёт, – всё тем же шутливым тоном пояснила ей Лира, – Мне кажется, он нас на импровизацию разводит.
– Импровизация? Отлично! Ты кто у нас? – Королева явно была не прочь поиграть.
– Я – Лира.
– Очень приятно, Лира. А я – Королева. А ты, Саша, кто у нас сегодня?
– А он Поэт, – не дав мне опомниться, сказала Лира. (Или всё же Оля?...)
– Прекрасно! – Королева принялась развивать эту тему, – Поэт, Лира и Королева! И какой у нас будет сюжет импровизации? Поэт влюблён в Королеву, сочиняет для неё романтические песни и поёт ей, играя на Лире! А-ха-ха!
– А мне тот тренинг с импровизацией не зашёл, если честно, – отрезала Лира, – Не люблю неопределённость. Мне нравятся практичные темы, которые можно в жизни как-то применить.
– Мне тоже. Всем привет! – включилась с порога в разговор Джина.
– Анюта! – девчонки накинулись на неё с визгами и приветственными «чмоки-чмоки».
Я думал, как мне поздороваться с Джиной. Я был сбит с толку – все были какие-то немного не такие. Какие-то странные. А пока думал, машинально надевал куртку, рюкзак, кроссы.
– Саша, привет! – поздоровалась Джина.
– Привет, – всё так же машинально ответил я, – Ну, пока, девчонки! Хорошо вам потренить!
– Пока! Пока!
– А ты чего пришёл-то с утра пораньше? Ты не с нами заниматься пришёл? – удивлённо спросила Королева. (Или Наташа?..)
«Снами…», – промелькнуло у меня в сумбуре растерянных мыслей.
– Я потанцевать приходил и размяться немного.
– Потанцевать? В смысле, ты куда-то на танцы ещё ходишь? Прикольно! А что танцуешь?
– Твист, – ответил я сходу первое, что пришло на ум.
– Круто! Ну пока! Удачи!
– Пока.
Я ушёл, и, если честно, плохо запомнил, как прошёл этот день. Сидел в кафе, делал заказанный мне дизайн сайта, навестил маму, помог ей купить продукты, вынести мусор, ходил где-то по городу, опять сидел в кафе, кому-то звонил, кому-то писал. Вечером в семь пришёл снова в театр, на тренинг актёрского курса. Когда я вошёл в зал, там были только Йен и Стрела. Йен сразу направился ко мне.
– Александер, категорически приветствую вас! – он, по обыкновению своему, улыбался широко и добродушно и протянул руку для рукопожатия.
– Привет! – отвечая на его приветствие, я почему-то воздержался называть его по имени.
Йен тем временем начал надевать обувь, чтобы выйти из зала.
– Антон Александрович, у меня есть пять минут? За кофе хочу сбегать на второй этаж.
– Да, Максик, конечно сбегай, – отвечал ему тот, кого я привык уже называть Стрелой, – Максик, возьми мне тоже, пожалуйста, я тебе денежку переведу на карту.
– Принял! – ответил тот, кого я уже привык называть Йеном, и вышел.
Стрела же (точнее, Антон Александрович – человек в дорогом и аккуратном светло-сером деловом костюме) тем временем обратился ко мне:
– Александр, надо поговорить серьёзно. Как раз пока никого нет…
Стрела… то есть, Антон Александрович – был крайне серьёзен и смотрел не в глаза, а куда-то на пол слева от меня.
– Во-первых, я просил всех отмечать в расписании и предупреждать меня, когда вы хотите использовать утреннее свободное время в зале. Вы, Александр, давно уже с нами, но правила для всех должны быть одинаковы.
– Хорошо, – отвечал я, а сам в это время, словно загипнотизированный, смотрел на стену у входа, где всегда было наклеено большое графическое панно с фразами, описывающими нашу актёрскую технику. «Интересно, – думал я, – а утром это панно как выглядело? Так же, как сейчас? Или как раньше?» А Антон Александрович тем временем продолжал:
– Но это не самое главное. Меня больше волнует то, что было сегодня утром. Девочки пожаловались на вас, что вы вели себя утром крайне странно. Александр, я понимаю – вы человек творческий, дизайнер – вас увлекла тема театра и, в частности, импровизации. Но у нас здесь серьёзная школа, образовательное учреждение, люди самые разные приходят. И все хотят научиться уверенно и грамотно общаться, управлять коллективами, рабочими процессами, вести переговоры, выступать перед серьёзной большой аудиторией. Да, у нас в школе творческий подход к обучению, и мы используем даже театральные тренинги в обучении. Но при этом, у каждого здесь свои серьёзные цели, и люди хотят быть уверенными, что с нашей помощью они их достигнут. И не надо их пугать. От вас они такого точно не ожидают. Вы с нами уже семь лет – они вас воспринимают, практически, как ещё одного преподавателя. Останутся ли они с нами надолго, если вы будете себя так непредсказуемо вести? Что они подумают о нашей школе?..
Антон Александрович продолжал говорить, а я продолжал слушать весь этот бред и недоумённо разглядывать стену напротив. Вместо высказываний мастера Вячеслава Кокорина и драгоценных формул его актёрской техники передо мной были цитаты из Карнеги, Менегетти, Уилла Смита и ещё каких-то не известных мне, но серьёзных, по-видимому, людей…
– И еще, Александр. Вы уже второй день не фиксируете в нашем чате свой эмоциональный статус. Может быть, вам это кажется несерьёзным, но это часть нашей программы, а правила, как я уже говорил, для всех должны быть одинаковыми. Я должен попросить вас сходить к нашему штатному психоаналитику…
Антон Александрович продолжал говорить, а я упёрся взглядом в заголовок в верхней части панно: «ШЕФ – школа эффективной коммуникации».
…Я уже не помню, как прошло занятие. Снова осознавать себя и пытаться понять, что происходит, я начал только когда вышел из холла «Главного Проспекта» на зимнюю ночную улицу. У меня не укладывалось в голове. Значит, это был всего один день? Всего один тренинг по импровизации? Тренинг, на котором мы играли в игру под названием Миф и придумывали себе вымышленные имена, и общались друг с другом, как с вымышленными персонажами? Тренинг, который произвёл на меня такое впечатление, что начал сниться мне… Неужели?.. Нет!.. Я не мог, я просто отказывался в это верить. Душа кричала: «Нееет!» Рассудок, будь он трижды не ладен, говорил: «Да, это так». Но это не было похоже на сон. Совсем. Я это всё помнил. Всё-всё. Всех. Стрела, Йен, Нина, Саути, Магна, Петра, Анабель, Белла, ещё десятка три друзей-тольтеков… Целый год в Мифе, столько общих тем и приключений. Да и вообще, с каких пор это всё называется школой эффективной коммуникации?! Вы шутите?!! Это же был театр! У нас был театр! Свой театр! Мы ставили спектакли, играли! Какая, к чертям собачьим, школа коммуникации?! Всё, что я помнил – про друзей, про Миф, про театр – всё это было, я готов был в этом поклясться. Но и то, что происходило сейчас, ещё меньше было похоже на сон. Вот эта улица, этот снег. Весь этот день. Тренинг, на котором я только что был в «Главном Проспекте». Всё это было более чем реальным. У меня что, шиза? Провалы в памяти? Что вообще происходит?
Я к этому моменту уже дошёл до набережной. Было тепло. Я смахнул свежий снег со скамейки и сел. Вдруг новая мысль пронзила, как молния, вонзилась в сердце, как игла: «Тайна!» Её не было на тренинге – она уехала из города на два месяца. Уехала… Не было… Я боялся думать об этом дальше. Потому что боялся – даже мысленно – задать себе вопрос: «А она точно существует? Или она мне тоже приснилась?» Какая-то невыразимая словами тоска начинала накатывать при одной только мысли о самой возможности того, что Тайна, моя милая Тайна – всего лишь плод моей фантазии, сон… «Не может быть. Этого не может быть. Не может быть. Невозможно», кажется, я уже вполголоса твердил всё это вслух. «Не может быть… Не может быть» И боялся залезть в телефон. Но рано или поздно всё равно придётся это сделать. Я открыл Telegram, и когда уже был готов в голос заорать от дикой, невыносимой душевной боли, не найдя в списке чатов чата с именем «Тайна», в этот момент кто-то тихо подсел ко мне на скамейку…
* * *
Долгий, пронзительно громкий девичий крик заставил вздрогнуть от неожиданности не только меня, но и многих других посетителей дендрария. Часть из них обернулись в нашу сторону. Глаза Тайны были широко раскрыты от испуга и возмущения. Причина столь бурной реакции спокойно себе извивалась перед нами на сером песке. Маленькая зелёная гусеница, спустившаяся на нас с дерева на своей тончайшей нити, села моей очаровательной спутнице на шею и чрезвычайно напугала её.
– Вот, что значит открываться, – с восхищением и некоторым смущением прокомментировал я. Восхищение моё предназначалось ей – моему очарованию. А смущение объяснялось вниманием отдыхающих, которое привлёк её невероятный громкий крик.
– И откуда она только взялась? – Тайна ещё не отошла от испуга и голос её нервно подрагивал.
У меня в памяти возникло слово, что-то еще со времён средней школы.
– Это пяденица, – сказал я, – Она совсем безобидная. И может, как паучок, доставать из себя тонкую ниточку и спускаться на ней вниз.
– Какая коварная! – Возмутилась Тайна. Она уже начала отходить от внезапного нападения пяденицы, и её негодование было таким серьезным. И таким милым.
А я переживал своё собственное потрясение. Какой, оказывается, мощный у неё голос! В театре Тайна никогда ещё так не открывалась. Может ведь. Ну вот, ещё плюс один к моему восхищению.
Был тёплый июньский полдень. Я едва дождался, когда же Тайна приедет в город, и я с ней увижусь. Эта рассудительная, вдумчивая, с необыкновенно глубокими глазами цвета летних сумерек, грациозная, невероятно красивая и скромная блондинка. Одним словом – Тайна. Наши прогулки и беседы уже стали для меня чем-то очень ценным. Той частью жизни, от которой ни за что невозможно было бы отказаться. И вот мы наконец встретились и теперь сидели на старой облупленной лавочке в дендропарке. Наслаждались разговорами, обменивались впечатлениями от поездок, подарками. И играли. Между нами стояла компактная дорожная доска для игры в тафл. Непосредственно перед вторжением коварной маленькой гусеницы Тайна обдумывала свой очередной ход. Она играла в тафл первый раз и к делу подходила очень сосредоточенно, поэтому думать над ходами могла очень долго. А я никуда не торопился. Игра не была такой уж важной. Ценной для меня была сама наша встреча, прогулка, беседа. Сама Тайна. Она смотрела на доску, а я в это время – на неё. И когда моя милая душа в очередной раз надолго погрузилась в стратегию своего хода, я вдруг подумал о том, что было бы, если бы всё, что я так люблю, оказалось лишь моим сном. И я так живо начал представлять себе это. Сначала зимне-весенние воспоминания: как мы всем театром создаём наш Миф, знакомимся с нашими персонажами – тольтеками. Как вечерами после тренингов я провожаю Тайну на автобус. Потом уже я начал представлять, как снова приходит зима, как однажды я прихожу в театр, а там никто, кроме меня, ничего не знает ни про какой Миф, ни про каких тольтеков. Нет ни Саути, ни Стрелы, ни Анабель, и, Бог мой – ни даже Тайны! Есть только обычные, нормальные люди, которые ходят в обычную театральную студию, или студию красивой речи, или на бизнес-тренинги, в обычном городе, в обычном мире. И никакого тебе Мифа, никакой игры, никаких тольтеков. Нормальные люди. Нормальная жизнь. Прямо как в фильме Марка Захарова про Мюнхгаузена: «Давайте-ка без фантазий! Всё то же самое, но без фантазий!» И я так живо всё это увидел, что погрузился в страшные образы, как в сон. И только неожиданный крик моей милой спутницы смог выдернуть меня из этого ужасного кошмара.
И теперь я сидел, смотрел на мою дорогую Тайну и думал: «Если вдруг и правда, всё, что я так люблю, окажется лишь мимолётным сном. Даже если так. Пусть. Пусть всё окажется сном. Всё. Кроме тебя, Тайна. Если будешь ты – всё остальное я создам сам. Мы вместе создадим. И театр, и Миф, и весь этот удивительный мир. Только ты, пожалуйста, будь. Тебя не отдам. Никому.»
Мне привиделся сон, что живу я, не зная тебя.
Я под солнцем обычным считаю обычные дни.
Я в автобус вхожу, где обычные люди сидят.
Днём дела как дела, а ночами обычные сны.
Я проснулся в бреду. В галерее нашел твой портрет
И смотрел пол-часа или час. Существуешь! Ты есть!
Засыпая, я клялся запомнить на тысячи лет
Все черты до одной, в каждой жизни найти тебя здесь.
Если будет судьба: выбрать в мире лишь что-то одно.
Пусть окажется снами всё прочее - только не ты.
Если Тайна исчезнет - всё прочее будет равно.
Если в сердце есть Тайна, придут все другие мечты.