Пыль. Повсюду слой пыли и мгла от задернутых штор. Стены грязноватыми оттенками разбегаются в тропинки, дорожки придуманных иллюзий. Здесь нет углов или ровного квадрата границ. Очертания поверхностей неясные, расходятся убегающими в бесконечность перегородками, за которыми слышаться голоса подопытных лабораторных зверьков… Слышатся, только слышатся?.. А может...
Щелчок замка. Зрачки начинают бешено бегать. Закушенная губа сдерживает крик, выдавая лишь мычание, разносящееся по комнате отголосками ужаса.
— Простите, я совсем забыла, - голос Юленьки, отвечающей на чей-то запрет, тревожен. Снова щелчок замка. В открытое окошко двери вторгаются руки совсем молоденькой практикантки. Юленька помогает разносить в палаты завтрак, тому, кто не может прийти в столовую сам. Она думает старик ничего не понимает. Пусть.
— Сейчас, сейчас, Семён Ильич, - с опаской поглядывая на качающегося из стороны в сторону и всё ещё мычащего старика, девушка расставляет на откидном столике приборы: железную тарелку с едой, кружку с чаем, ложку. Торопясь, закрывает створку окошка и удаляется. Ей конечно, передали историю сумасшедшего профессора.
Семён Ильич перестаёт раскачиваться. Поворачивает голову и судорожно сглатывает. Еда…. Он хотел бы поесть, но делааа, их так много…. Надо дописать в лабораторный журнал результаты опытов, проверить наполненность колб, пробирок капающим по системе раствором. Ещё устойчивость процесса обращения активного вещества в организмах животных в регрессирующую сыворотку, надо проверить. Накормить подопытных, незаметно введя тонкой иглой разработанную вакцину… Перчатка порвалась, ай.
Профессор машинально подносит палец ко рту, пытаясь остановить кровь. Тут же понимает, что в выступивших на коже от случайного укола каплях может быть вирус, который попал туда со шприца. "Черт!" - профессор вскрикивает, судорожно облизывая губы и падает без сознания на пол.
Приходит в себя от крика ассистентки Леночки. Она пятится, округлив глаза в ужасе. Профессор встаёт, проводит ладонью по щеке, ощутив вдруг появившуюся буйную растительность на гладко выбритой ещё с утра коже. Ведёт по волосам, чувствуя словно не себя, и снова падает в темноту бессознания…
Повторяющийся кошмар преследовал Семена Ильича с тех пор, как психиатрическая бригада скорой помощи доставила его, орущего не своим голосом в закрытое учреждение для умалишенных.
Он пытался кричать, доказывать, угрожать, но строгий запрет на общение с сошедшим с ума учёным, держал персонал в строгости и страхе. Только однажды главврач Пётр Поликарпыч вошёл в палату к больному. Разговор затянулся. За закрытой дверью стояла тишина, пока не раздался отчаянный стук и мычание, переходящее в зверинный рык. Главврач пулей вылетел из двери, быстро закрывая её на все имеющиеся замки. Дрожащие руки Петра Поликарпыча, пытающегося вытереть платком со лба пот, выдавали дикое волнение.
Не дожидаясь приказа, трое крепких санитаров рванули к запертой комнате, прихватив смирительную рубашку. Но перед распахнувшимся проёмом в ней, замерли. Костлявая рука старика, схватила одного из них, вонзив увеличивающиеся на глазах ногти в шею санитара. Парень упал, держась за горло.
Рука убралась так же неожиданно, как появилась. В следующее мгновение свидетели произошедшего увидели в распахнутое маленькое окошко на двери, сидящего на кровати и качающегося из стороны в сторону сгорбленного профессора. Он надрывно мычал, наполняя комнату ужасом издаваемых звуков.
Следы на шее пострадавшего санитара не обнаружили. Инцидент замяли, за неимением доказательств, ну а парень уволился.
В палату больше не входил никто. Общение с пациентом было под строжайшим запретом. О том, чтобы открыть дверь не возникало и речи. Еду подавали в маленький открывающийся проем, забирая через время посуду таким же образом.
За месяц, что провёл профессор в палате психиатрической клиники, не проводились исследования, как собственно и не назначалось лечение. Недуг остался неизученным, одни предположения. Из открываемого периодически проёма на двери доносился жуткий смрад спёртого воздуха. Открыть окна, проветрить или привести в порядок профессора не было никакой возможности - заходить к нему было не безопасно. Никто не знал что делать с ним дальше.
Обнаружила бездыханного старика Юленька, принесшая ужин. Профессор лежал на полу. Глаза его остекленели. Из приоткрытого рта стекала струйкой тёмная жидкость.
"Ничего, ничего, - стучало медленно останавливающимся ритмом сердца сознание профессора, или того существа, в которое он превращался под воздействием попавшей в кровь вакцины, - я скоро вернусь, ооочень скоро…"
На другой день после скромного процесса захоронения, основательно прибираясь в палате умершего профессора, санитарка обнаружила серого мышонка, пищащего в углу под кроватью. Она взяла его в руки, совершенно не понимая откуда зверёк тут взялся, и почему то не опасаясь его совсем. Пригладив взъерошенную шёрстку мышонка, она поднесла миленькую мордашку совсем близко, отчётливо расслышав слова: "А вот и я…"
В следующее мгновение острые зубы зверька впились в мягкую плоть лица санитарки.