Ганя возилась у печи, приговаривая:
— Сейчас... Ужо и готово... Потерпи, внученька...
Она достала противень с пирожками, затем подцепила котелок с кашей, водрузила всё на стол и принялась раскладывать дымящуюся наваристую кашу по тарелкам. Не скупясь, толстыми ломтями, нарезала домашний хлеб.
Скоро на деревянном столе, покрытом льняной скатертью, стояли три тарелки с кашей, в каждую из которых Ганя положила большой кусок масла. Посередине на большом глиняном блюде горкой румянились пирожки.
— Зови деда, Маруся! Пущай есть идёт! — обратилась Ганя к девочке, которая безмолвно и неподвижно сидела в углу избы. — Да сама за стол давай!
Девочка не сдвинулась с места, продолжая смотреть в одну точку.
Ганя вздохнула, подошла к окну и крикнула:
— Игнат! Пойдём обедать!
— Сейчас, Ганюшка, — раздался в ответ старческий голос, — две полешки осталось, доколю и приду.
Ганя нетерпеливо махнула полотенцем, подвязала плотнее платок и обернулась к внучке.
— Маруся, идём за стол!
А сама уже направилась к девочке, тяжело вздыхая и приговаривая:
— Горюшко ты моё, давай помогу...
Она подхватила девочку под руки и поволокла к столу, ножки в красных туфельках неуклюже бухались по полу. Усадив Марусю на высокий стул, Ганя прицепила её поясом, чтобы девочка не заваливалась вперёд.
— Ну вот и хорошо, — удовлетворённо сказала Ганя, обтерла Марусе личико, поправила косынку и сложила её руки на стол.
Дверь отворилась и в избу ввалился Игнат с охапкой дров в руках. Он скинул их у порога, снял сапоги и, принюхиваясь и потирая ладони, направился к столу. Седые усы топорщились от улыбки, он подслеповато щурился на Ганю и Марусю.
— Перловка? Пирожки? Спасибо, Ганюшка, балуешь ты нас. Правда, Маруся? — обратился он к внучке. — Кивает! — радостно закричал он Гане, — Она кивает! Видела?
Ганя тоже разулыбалась, протянула мужу ложку и они принялись за еду. Время от времени то Ганя, то Игнат подносили ложку с кашей Марусе, тыкая в непослушные губы и утирая ей рот полотенцем.
Когда старики почти доели, собака во дворе залаяла и вскоре раздался стук в дверь.
Игнат с Ганей настороженно переглянулись и затаились.
— Дед Игнат! Баба Ганя! — раздался голос соседского мальчишки Ивана. — Мамка за солью послала, одолжите?
Ганя подскочила, торопливо отсыпала соль в плошку, пока Игнат шёл к двери, и побежала отдать, только чтобы незваный гость в избу не вошёл.
Но любопытный Иван без спросу юркнул в дверь и торопливо заозирался по сторонам, делая вид, что спешит к Ганне за солью. Заметив Марусю, он замер на месте и уставился на девочку, широко раскрыв глаза.
Игнат хмуро посмотрел на мальчишку и недовольно сомкнул губы. Ганна охнула, уронила плошку и соль рассыпалась по полу. Иван округлил рот и попятился к двери, но Игнат удержал его за плечи и мягко подтолкнул к столу.
— Не спеши, Ванюша, отобедай с нами, как раз к столу пришёл. Ганя! Положи Ивану каши.
Мальчик заёрзал, не в силах оторвать взгляда от Маруси, но покорно сел за стол напротив девочки.
Ганя поставила перед Иваном миску:
— Знакомься, Ванюша, внучка наша, Маруся! Родители её у нас оставили, недосуг им, понимаешь... Марусенька больна, а у нас тут воздух... — зачастила она, с тревогой глядя на мальчика.
— Угум, — согласился мальчик, всё ещё не спуская глаз с Маруси.
— Мамка просила поглядеть? — хитро спросил Игнат, — любопытно всем? Да ты не бойся, мы же понимаем...
Иван замотал головой, а потом неуверенно кивнул.
— Что расскажешь, Ванечка? А? — продолжал Игнат, а сам потихоньку отходил к порогу, заграждая выход.
— Н-ничего, — испуганно залопотал мальчишка, — н-не видел, не пустили...
— Вот и молодец! — одобрительно сказал дед. — Много будут знать, плохо будут спать, — закончил он, беря в руки кочергу.
Ваня пискнул и пригнул голову, когда Ганя положила ему на макушку ладонь.
— Да ты не бойся, Ванюш, Маруся — она же как все. Только болеет немножко. А ты приходи с ней поиграть, и тебе хорошо и ей весело, — ласково сказала она.
— Х-хорошо, — выворачиваясь из-под бабкиной руки, забормотал Иван, осторожно продвигаясь к выходу.
Игнат чуть помедлил, постукивая кочергой о ладонь, а затем отодвинулся, пропуская мальчишку. Ваня почти вылетел из избы, когда старческая рука схватила его за плечо. Подавив крик, он обернулся.
— А соль-то забыл, Ванюша!
Ганя подала заново набранную плошку и улыбнулась.
Когда дверь за мальчиком закрылась, Игнат тяжело протопал на своё место за столом, посмотрел на Марусю и печально произнёс:
— Надо снова тебя прятать, внученька. Отберут тебя у нас, запрут в лечебницу, как родители твои хотели, а кому с того польза?
Ганя тяжело вздохнула, согласно кивая. Она убрала со стола, затем принесла кусок холщовой ткани и расстелила на полу. Вместе с Игнатом они переложили девочку на ткань, Ганя подтянула узелки на сшитом лице, Игнат чуть глубже задвинул в череп искусственные глаза, сомкнул пальцами обнаживший зубы рот и уложил крестом на груди обтянутые лоскутками кожи проволочные руки. Затем они завернули девочку и спустили её в погреб, который Игнат вырыл сразу после смерти внучки — чтоб никто из соседей об этом не знал.
— Мальчику не поверят, — успокаивающе сказал Игнат, — посмотрят, как в прошлый раз, ничего не найдут да уйдут. А там и вернём снова Марусеньку. Не плачь, Ганя!