Сначала после «происшествия» все казалось пугающим. Одиночество. Опасное дыхание смерти за спиной. Собственная беспомощность. С каждым днем страх все сильнее прорастал в моей груди, расцветая беспомощными попытками привлечь внимание родителей и прислуги.
Подернутые рябью тревожности, но ничем не примечательные дни незаметно один за другим уплывали за горизонт, а я все ждала и ждала пока произойдет хоть что-то. И чем равнодушнее был мир вокруг, тем выше поднимался уровень воды.
Решение перестать приходить на семейные ужины и посещать неинтересные уроки далось легко. Наказание меня не настигло. Я с интересом трогала босыми ногами морское дно, в то время как рядом служанка бодро вышагивала по гравию.
Костер из платьев горел красиво. Разбитые тарелки эстетичными розами украсили главную залу. Через пару дней мои шкафы вновь заполнила одежда, а в сервантах появились новые наборы посуды. Мне не сказали и единого слова, а вода, поднявшаяся до пояса, забавно исказила ножки обеденного стола.
Ночью я не пришла в свою комнату. Самодельный спальный мешок и украденное с кухни съестное позволили мне без проблем скитаться пару дней по округе, и тогда «грустная кукла», как звала меня за глаза прислуга, «утонула» окончательно. Реальность ушла на второй план, а страхи, терзавшие до этого, стали казаться глупым недоразумением. Когда я вернулась в поместье, чтобы забрать книги и гитару – единственный досуг, чужие разговоры больше не резали уши, и взгляд мой не искал юбку матушки.
Мир, в котором жили остальные, окончательно разочаровал, но, к счастью, я нашла новый – на дне моря своих фантазий.
***
– Ну что, как тебе работёнка, новенький? – старый садовник был столь же талантлив, сколь и болтлив.
– Справляюсь. Тут гораздо лучше, чем в прошлом доме, только…
– Только что?
– Разве хозяева особняка не бездетны? Что за девушка тогда живет в покоях на первом этаже? – молодой человек смущенно обернулся, глядя на окна с розовыми кружевными занавесками.
– Ого! Ты застал молодую госпожу. Она редко ночует дома, все больше где-то бродит.
– А чего тогда ее даже на портретах нет? – юноша явно был разочарован статусом новой знакомой. «Эх, была бы это хоть камеристка». Надежда имела под собой основание – иногда в богатых поместьях выделяли отдельную комнату для личной горничной.
Старый садовник огляделся и шепотом ответил.
– Еще с десяток лет назад жрица сказала, что дитя проклято и вряд ли проживет долго, вот на нее и не надеялись особо. Знаешь же этих аристократов – если не будущий наследник, то и воспитанием никто заморачиваться не станет.
Служанка, накрывавшая стол на летней веранде, присоединилась к диалогу.
– Вообще их даже можно понять. Церковь в таких вещах не ошибается, да еще и ребенком госпожа была не от мира сего. Хмурая и необщительная – мы ее побаивались, – голос девушки звучал с неприязнью. – Но, если застанешь наследницу сейчас – обязательно заведи разговор, она – само очарование, – опомнилась работница, нервно поправляя униформу.
– Да, молодая госпожа стала гораздо улыбчивее и резвее, чем раньше. Только ухаживать не вздумай, если работа дорога, – добродушно хохотнул садовник, глядя как новенький заливается краской.
Белокурая красавица, стоящая в укромном уголке за домом, холодно усмехнулась: «Глупые-глупые люди. Думают я их полюбила. Мне нет до вас дела, я всего лишь наблюдатель. Иногда играю с вами, чтобы не скучать. А улыбки… Это просто рябь на воде искажает мое лицо».