Я помню, как впервые почувствовала холодные брызги. И увидела его.
Океан.
Волны бились об меня, укрывая бурлящей пеной.
Бесконечная синева неба и плеск волн. Что могло быть лучше?
А потом я почувствовала прикосновения. Тёплые шершавые ладони. И едва различимый шёпот.
Я уже почти не помню слова, но я помню нежность тех рук и звук голоса. Он молился мне, словно богине.
Мой капитан.
Он был моим миром. Он и бесконечный океан. Больше, чем его прикосновений, я ждала ударов тугих волн. А я была для него всем, чем он дорожил и о чем заботился.
— Моя Ариадна...
Его глухой, чуть хриплый голос поднимал внутри что-то странное, от чего хотелось рваться вперёд, соревнуясь с ветром.
Вся команда восхищалась мной. Возвращаясь с берега на борт, каждый касался меня, в немой мольбе сберечь, указать путь и позволить снова ощутить под ногами твёрдую землю.
Однажды я не справилась.
Сейчас я знаю, что не могла справиться. Просто потому что не хватило бы сил. А тогда... тогда я винила во всем себя и проклинала день, когда смогла увидеть, услышать и почувствовать.
Начался шторм. Я слышала, как кричали люди, как хлопали паруса, что-то грякало.
Пока ещё рваные струи дождя застилали горизонт и глаза.
Но я увидела. Рифы.
Я пыталась кричать. Пыталась остановить. Пыталась наклонить корабль, чтобы отвести от удара. Но не смогла.
В несколько мгновений взбесившаяся вода накрыла корабль. Следующая волна кинула нас на рифы.
С треском, перекрывающим крик природы, корабль разломился пополам. Я почти почувствовала его боль.
Бесконечные удары о волны и рифы. Круговерть и страх.
Я почувствовала, как надо мной сомкнулась вода.
Оказавшись на дне, из-за мути я не видела ничего.
А когда песок осел, я увидела рядом его. Судьба, будто насмехаясь, заставила смотреть на того, кто был для меня всем миром.
Только его руки больше никогда меня не коснутся, и я никогда не услышу его голоса.
Я смотрела на его лицо, впервые видя его так близко. Я помню, как сожалела о том, что так и не смогла заглянуть ему в глаза. Может он бы понял, что я живая? Что я тоже чувствую?
Со временем, от моего прекрасного капитана остался лишь белеющий на темном песке скелет. Тогда мне было горько. Думалось, что если бы не вода вокруг, я бы сама наплакала океан из слёз. Но лишь пузырьки воздуха поднимались вверх вместо крика.
Потом исчез и он, поглощённый песком.
Меня то накрывал мрак , то мир окрашивался в сотни оттенков сине-зелёного. Иногда вокруг плавали стайки рыбёшек. Они меня совсем не боялись. Я наблюдала за поколениями поколений рыб, пока однажды тьма не поглотила меня полностью.
Потом что-то произошло.
Яркий солнечный свет резанул по глазам, и я снова ощутила ветер.
Неужели, мой капитан нашёл меня? Не забыл?
Нет.
Чужие руки, чужие голоса, не знакомый язык. Меня куда-то поднимали, перекладывали, перевозили.
Потом они отдирали ракушки и мох вместе со слоем краски, причиняя мне боль. А после шкурили, шлифовали, красили. Я так надеялась снова увидеть океан. Услышать плеск волн, крик чаек и почувствовать руки своего капитана.
Но я оказалась в стеклянной клетке.
Хотелось кричать и выть. Единственное, что у меня оставалось — океан, но они отобрали его.
Выставляли меня на обозрение всем желающим, на потеху.
Потом прошла и боль. Осталась лишь едва тлеющая злость и желание вернуться к воде. Хотя бы к ней. Капитана я уже не ждала. Молчаливо наблюдая за людьми, я поняла, насколько коротка их жизнь. Всего лишь миг.
Когда я начала понимать чужую речь, стало интереснее. Люди хохотали, что-то рассказывали, касались друг друга. Приходили и уходили. А тоска все сильнее сжимало то, что люди назвали бы душой. Тоска по воде, ветру и свободе не утихала ни на секунду, а наоборот. Казалось, она увеличивалась с каждым днём, иссушая моё желание существовать.
Сегодня ничем не отличается от вчера, а завтра будет таким же, как сегодня.
Я с тоской провожаю людей взглядом от двери до двери, мечтая тоже быть свободной.
Но что-то в новой толпе туристов меня настораживает. Я пытаюсь понять, что, но не могу. Пока перед глазами не появляется он. Мой капитан. Он немного изменился: сбрил бороду, похудел и руки даже на вид не такие мозолистые, какими были раньше. Но я узнаю его любым. Я наблюдала как это лицо меняется от воды, как рыбы-падальщики растаскивали куски его плоти, оставляя лишь зияющие дыры.
Всю меня сотрясает спазм. Мне до боли хочется коснуться его, услышать своё имя, которое лишь он мог произнести особенно. Будто молитву.
И, словно услышав мои молчаливые крики, он наклоняется к табличке и читает:
— Гальюнная статуя корабля «Ариадна» была найдена рядом с обломками. Предположительно, это был пиратский корабль. Найдена в 1897 году.
Его голос ни капли не изменился.
Счастье. Безграничное счастье наполняет меня до предела. Я так хочу закричать, что слышу треск и последнее что я вижу — расширенные от ужаса глаза моего капитана.
***
Последняя экскурсия этого дня ничем не отличалась от первой. Туристы с любопытством рассматривали то, что трогать нельзя и трогали то, что можно. Постоянно мелькали вспышки фотоаппаратов и звучал непрерывный гомон толпы.
Подойдя к очередному экспонату, они принялись бурно что-то обсуждать.
Один из них подошёл ближе и зачитал вслух надпись на табличке.
Не успели последние слова сорваться с его губ, как по статуе девушки прошла рябь, потом некоторые утверждали, что даже видели слёзы!
В одно мгновение, из прекрасного творения, она превратилась в груду пересушенных щепок.
В немом удивлении люди смотрели на это и боялись даже пошевелиться.
— Ой! Смотрите! Это же золотые дублоны! — женский голос произвёл эффект взорвавшейся бомбы.
Всё пришло в движение.