Было у отца три сына:
Старший – жирный кобелина,
Средний – вор и лиходей,
Младший – убивал людей
За звенящую монету.
Про него и сказку эту
Вам поведаю, друзья!
Очень вдохновлён ей я!
В одном царстве – Тридевятом государстве – умирал царь. Созвал
он своих сыновей и сказал:
- Слушайте мою волю, дети! Отдам я своё царство тому, кто сумеет
жениться на Царевне Несмеяне из Царства Тридесятого.
А братья-царевичи – все трое – были не в духе. Очень уж
издалека и спешно к одру отца им ехать пришлось.
Давно они выросли, каждый своей жизнью жил. В иные города
все трое поразъехались, с царём отношения не поддерживали. И тут царские слуги
среди ночи врываются и велят в дорогу дальнюю собираться – поневоле осерчаешь.
- Какое тебе дело, отец, до этой Несмеяны? – угрюмо спросил
старший сын Игорь, самый вежливый из братьев. –Надумал помирать – так помирай.
А уж как наследство делить, да с кем любови крутить – это уж мы сами без тебя
как-нибудь порешаем.
- Да и как ты царём заделался, батя? – добавил средний сын
Алёша. – Ты ж стоматологом был?
Иван, младший сын, промолчал.
- Не был я никогда стоматологом, дети! – ответил царь. – Это
я схитрил с вами. Задумал в строгости и простоте вас воспитать. Не изнеженными.
Достойными сильными честными мудрыми витязями и наследниками. Признаю, не всё у
меня получилось. Только частичного успеха удалось добиться в воспитании вашем.
Но вы, по крайней мере, не изнеженные – и то ладно! За то мне на небесах,
надеюсь, зачтётся. А до Несмеяны этой мне вот какое дело: её отец, царь Горох,
правитель Тридесятого царства, – мой злейший враг. Всю жизнь мы с ним козни один
другому строим. Сейчас счёт у нас равный. Не могу я умереть и так всё оставить.
Подумал я, что если кто-то из вас, дети, на дочке его женится, то тут мне и
победа в состязании нашем. Вы у меня орлы те ещё! Любой из вас Несмеяне жизнь
поломает, несчастной сделает. Через то и отцу её горе. Последний мой привет из
могилы старому врагу.
- Напраслину, отец, возводишь на нас, - нахмурил мясистый лоб
Игорь.
- Не гони на нас, батя! – возмутился средний сын Алёша. –
Солдат девицу не обидит!
- Какой же ты солдат, Алёшенька? – умилился царь. – Ты же
зэк. Вся спина в куполах, руки в черепах. Наколки набивать некуда. Тебя же
слуги мои сюда из тюрьмы притащили. Ты же там за воровство пятилетку мотаешь. А
ты, Игорёша? Артист погорелого театра. Трижды в разводе. Многажды бит рогатыми
мужьями. За сотню килограмм нажрал, уже пипирку свою не видишь, когда писаешь,
а всё за юбками бегаешь. Думаете, папа далеко, папа не знает, чем вы
занимаетесь? Папа всё знает, на то и царь. Про тебя вообще молчу, младшенький.
Или и про тебя сказать?
Иван, младший сын, промолчал.
- То-то же, дети! Так что езжайте и привезите Несмеяну. Кто
справится – сделаю царём. А коли все не справитесь – головы с плеч. Я помираю –
мне всё можно.
Вышли братья из
царских покоев, кручинятся.
- Помните, - сказал вдруг Алёша, - Батя нам в детстве зубы
драл? Говорил, кариес лечит? Что же это он, выходит, просто глумился над нами? Злобу
свою живодёрскую потешить хотел?
- Не о том ты думаешь, Алёша, - ответил ему Игорь. – А думать
нам надобно о том, как в Тридесятое царство попасть. Не то зубами выдранными не
отделаемся. Прямой дороги нет. Прикидываю я, нам следует проездом в Трипятое
заскочить, оттуда в Трипервое. А уж из Трипервого в Тридесятое прямой автобус
ходит.
- Вы езжайте-езжайте, братья, - сказал младший сын. – А я
следом выдвинусь. Ненадолго отстану – вас догоню. Работу мне одну сделать надо.
За четыре-восемь часов управлюсь.
- Какая работа важнее жизни, брат? – полюбопытствовал Игорь.
- Заказ я один взял, - ответил Иван. – Ещё до того, как папочка-папуля
нас к себе призвал. К сказке нашей он отношения не имеет, но сделать надо.
Иначе мне тоже головы не сносить.
- Кем же ты работаешь, братуха? – спросил Алёша. – Слыхал,
ты, вроде, школьный психолог. Вас районо за несданный отчёт головы лишает?
Иван, младший сын, промолчал.
И вот сели на поезд старшие братья – Игорь и Алёша – и поехали
в Трипятое царство. Алёша на верхнюю полку запрыгнул – был он жилистый и ловкий.
Игорь на верхнюю при всём желании залезть бы не смог – он и в нижнюю-то еле втиснулся.
Едут, разговаривают. Годы детские вспоминают. Давно не виделись братья.
- Помнишь, - засмеялся Алёша. – Тебе пятнадцать было, я тебя
цыганам продал?
- Как не помнить, - ответил Игорь. – До гроба тебе
благодарен буду! Не чаял уже из отцовского дома выбраться – а тут ты со своими
цыганами. Я с теми цыганами весь мир объехал. Сотню разных подкатов выучил. В
театральное потом поступил. Ты-то сам как от отца сбежал?
- Сразу после тебя, братуха, - улыбнулся Алёша. – Меня мусора
за то и взяли, что тебя продал. В колонию для малолеток пошёл. Там всем
понятиям выучился. Так и живу теперь. Меня когда брать стали – я бабло Ване сунул,
сберечь велел.
- Какое бабло?
- Ну то, которые цыгане за тебя заплатили. Да только Ванюша
не сберёг. Крысой оказался. Я как отсидел – сразу к нему. Отдавай, говорю, мои
сбережения. А он отвечает, что цыганские баблищи за обучение на психфаке заплатил.
Там, говорит, общагу давали, а мне съехать очень нужно было. Потом, говорит,
школьным психологом пойду работать – отдам тебе помаленьку. Восемь лет уж
прошло – так и не отдал, гнида.
Вот долго ли коротко, приехали братья в Трипятое царство.
Стали в дома разные на ночлег проситься, а люди им говорят:
- Правит нашим царством Кощей Бессмертный. Вон его замок –
туда на постой и становитесь. Законы у нас такие. Не велит нам Кощей чужеземцев
к себе пускать – хочет сам к ним дружелюбие проявлять и гостеприимство.
Делать нечего братьям. Попросились они в Кощеев замок
переночевать.
Царь Кощей – суровый тощий старик в железной короне и сам из
железа – встретил их со всем радушием. Напоил, накормил, беседой развлёк,
комнаты выделил.
А как луна за окном показалась, сказал Кощей:
- Вы спать ложитесь, а я отлучусь. Утром за завтраком
свидимся.
Легли браться, да не спится им. Так крутятся, этак – не идёт
сон. Чудится им, будто бы воет кто-то в замке по-волчьи. То ли зверь, то ли
человек. Решили по замку прогуляться и осмотреться. Шли на вой, шли, да в
подвал спустились. Видят – сидит в темнице Серый Волк.
- За что закрыли, кент? – спросил Алёша Волка. – По какой
статье мотаешь? Скоро ли волюшка?
- Ах, Алёшенька! – отвечает Волк. – Не видать мне волюшки
вольной! Три года сижу я в застенках Кощея без вины виноват. А теперь грозится
меня Кощей смерти лютой предать. Два денька мне жить осталось.
Да так проникновенно сказал это Волк, так глазищами своими посмотрел
– словно в самую душу Алёшину заглянул. Дрогнуло сердце среднего брата.
- Да за что же тебя так, Волк?! – вскричал средний сын. – И откуда
ты имя моё знаешь?
- Ах, Алёшенька! Много всего я знаю, ибо я мудрый Волк! Да и
акустика здесь хорошая, а вы довольно громко с Кощеем в гостиной разговаривали.
Что до того, отчего Кощей меня погубить замыслил – причина тут простая. Выведал
я тайны Кощеевы. Не специально, не со зла выведал. Но сгинет теперь моя буйная
головушка!
- Да, не свезло тебе, родимый, - пожалел Волка Алёшка. – А что
за тайны?
- Ах, Алёшенька! Знаю я, к примеру, где Кощей все свои
богатства несметные держит. Есть один остров, на нём дуб растёт, а на дубе на
цепях сундук висит. Да только без меня до этого острова, дуба и сундука ты не
доберёшься!
Услышал Алёша про богатства – кроме сочувствия ещё и алчность
его обуяла. Всё ж таки он вором был и богатства бесхозные очень любил.
- Не дрейфь! – сказал Алёша, - Сейчас освобожу тебя, волчёнок
мой ненаглядный!
- Стой, брат! – вскричал Игорь. Да поздно спохватился.
Взялся Алёша за рычаг, который все решётки в темнице
открывает, и потянул.
Вдруг сирена завыла. Все двери в замке захлопнулись. Раздался
топот, грохот и появился в темнице Кощей собственной персоной.
- Вот как вы решили меня за постой отблагодарить? Пленника
моего освободить задумали? Раз так, то отведаете этой ночью гостеприимства кикимор
болотных. Шабаш у них сегодня – а вас я им в подарок преподнесу. Пожалеете ещё,
что обокрасть меня решили. Пожалеете – да поздно. Царь Кощей никого не прощает.
Схватил Кощей братьев руками своими железными. Как котят за
шкирки вытащил из замка, отнёс на болото и там к кресту могильному привязал.
Ушёл Кощей.
А к кресту кикиморы болотные стали стягиваться. Красными
глазками на братьев смотрят, облизываются. Острые когти точат.
У Алёши от страха сердце в пятки ушло. Побледнел он весь,
похолодел. Ни жив, ни мёртв. Зубы чечётку отбивают.
- Прости, братуха! – сказал Игорю. – Вором жил – вором,
видать, и помру. От алчности своей себя погубил, да и тебя за собой потянул!
- Не спеши хоронить нас, брат! – ответил ему спокойно Игорь.
– Бог даст, с этой бедой справимся.
Приближаются к кресту кикиморы, а впереди них самая уродливая
идёт. Глазки как у поросёнка. Клыки изо рта во все стороны торчат. Подползает к
братьям, облизывается.
А Игорь посмотрел на кикимору призывно, улыбнулся ей откровенно,
облизнулся соблазнительно и говорит:
- Ах разрешите с вами познакомиться! Мне эта встреча очень-очень
нравится! Мне с вами жизнь связать на веки хочется! Поскольку вы, мадам, ещё
красавица!
Ошеломлённо замерла кикимора, а потом верёвки Игорю разрезала
острым когтем и набросилась на него. Но набросилась не для того, чтобы съесть
или там кровь выпить, а кое для чего другого. Потому что из кого кровь выпить
кикиморы всегда найдут, а вот мужик, который ими не побрезгует, на болотах
редкость. Раз в десять лет такой ходок заходит, не чаще.
В общем, прокувыркался Игорь с кикиморами до рассвета. А
утром ушли кикиморы, освободил Игорь Алёшу, поймали братья попутку и поехали в
Трипервое царство.
Трипервым царством правил царь Соловей. И был здесь такой же
закон, как и в Трипятом царстве – что все чужестранцы только в царском замке
могут ночевать.
Радушно встретил братьев Соловей. Устроил в честь них пир
горой. Обо всём расспрашивал, байки травил. А за столом по правую руку от
Соловья сидела жена его – Василиса. Не столь прекрасная, сколь премудрая, но после кикимор
любая дама дивной красавицей покажется.
Весь вечер пока пир продолжался, Игорь с Василисы
восхищённого взгляда не сводил. Царица пальчик в соусе намочит – Игорь уже
салфетку подаёт. Царица неуклюжую остроту скажет – Игорь смеётся так, что стол
трясётся. Царица зевнёт – Игорь спешит её историей развлечь. Наконец, утомилась
Василиса от пира и сказала Соловью:
- Пойду в свои покои, вздремну, любимый!
Только ушла царица, засобирался и Игорь. На усталость сослался,
на бессонную ночь и тоже ушёл.
Остались Алёша и Соловей вдвоём. Сидят, разговоры разговаривают.
- Есть у меня сокровище одно, - поведал Соловей. –
Молодильное яблоко. Кто яблоко то съест, тот – будь хоть одной ногой в могиле –
снова юношей или девицей станет.
Да только вполуха слушал Соловья Алёша. Не спокойно было на
душе у него. Чуяло сердце Алёши, что не спать старший брат пошёл.
Чуяло и не ошиблось.
Вдруг крик на весь замок раздался, завыла сирена.
Помрачнел Соловей, вскочил из-за стола, засвистел страшно.
На свист сбежались разбойники.
- Кто-то незваный к моей жене в покои вломился! – сказал им
Соловей. – А ну, приведите охальника!
Побежали разбойники и привели в обеденный раз Игоря. Руки у
брата за спиной скручены, под глазом синяк расплывается, а рожа довольная.
- Успел! Теперь и помереть не страшно! – сказал Игорь брату.
А Соловей пуще прежнего помрачнел. Чернее тучи стал.
- Отведите этих двоих на мост, - велел Соловей разбойникам. –
Хорошенько порежьте. А потом ноги в цемент и концы в воду. Сам бы с вами пошёл,
да мне с женой по душам поговорить надобно.
- Эй, а меня-то за что?! – крикнул Алёша. – Беспредел,
начальник!
Только не ответил Соловей. А разбойники схватили братьев,
привели на мост. Цемент в тазики заливают, ножиками кривыми размахивают да
посмеиваются.
- Беда нам, - сказал Игорь. – Меня убьют – поделом будет. Но
прости брат, что тебя сгубил.
- Не сгубил ты ещё никого, братуха, - ответил Алёша. – Эй, мужики!
А вы чьи будете? Где сроки мотали, да по каким статьям? Под кем ходите, да
знаете ли Кешу Сивого? А ежели знаете, то уважаете ли его?
Переглянулись разбойники.
- А ты кто будешь, фраер, такие вопросы нам задавать? –
спросил самый старый из них.
- А ты рубашку мою задери, дядя, - ответил Алёша. – И увидишь,
фраер я или нет.
Задрали разбойники на Алёше рубашку, наколки изучили, уважительно
языками поцокали и отпустили братьев восвояси. Не захотели проблем с Кешей
Сивым. Это авторитет мстительный. Кто его братву тронет, тому Кеша Сивый любит
урок преподать.
Сели братья на автобус и добрались, наконец, до Тридесятого
царства.
- Отдохнуть бы нам, братуха, с тяжёлой дороги, – предложил Алёша.
– Пованиваю я после всех наших приключений. Да и тебе душ принять не помешает.
Всё-таки к девушке идём. Ещё и царевне.
- Некогда нам отдыхать, брат! – воскликнул Игорь, потирая
пухлые ручонки. – Неровен час, отец преставится и последним желанием велит
страже нас казнить. Сейчас рубаху поменяю и будем знакомиться с Несмеяной этой.
Ты, главное, не лезь на рожон – я сам всё сделаю. У меня опыт богатый по таким
делам.
- Я уж заметил, - буркнул Алёша.
И вот идут братья к царскому дворцу, видят, все окна в
столице чёрным занавешены, улицы пустые – не гуляет по ним никто и тихо в
городе, как в могиле.
Пришли братья в замок, представились и проводили их к царю
Гороху.
Сидит на троне царь. Не молод он, и не стар. Нос крючком, на
голове корона золотая, а глаза дикие, бедовые, с сумашедшинкой.
Поклонились братья.
- Пришли к тебе, государь, дочь твою сватать – Царевну
Несмеяну, - сказал Игорь.
- Женихи, значится, к Несмеянушке моей? - оскалился царь. –
Что ж, можно и посватать. Отчего нет? Только знайте, что многие до вас пытались
свататься, да ни у кого не вышло. Закон у меня суровый – какой жених в покои к
Несмеянушке войдёт, тот либо мужем ейным выйдет, либо головы не сносит. А чтобы
мужем ейным стать, надобно Несмеянушку рассмешить. Сможешь её рассмешить –
стало быть глянулся ей жених, тут и свадьбу сыграем. А не сможешь – велю страже
тебя задушить, кости твои в молоке сварить и костницу мою ими украсить. Ну так
что, женишки? Будете счастья пытать? Не убоитеся?
- Сердцем чую, братуха, что-то не так здесь! – взмолился Алёша.
– Давай откажемся, в город спустимся, людей найдём и поспрашиваем. Подвох
какой-то есть!
- Не боись, брат! – отмахнулся Игорь. – Всё мне предоставь. Ты
меня в деле видел. Какой бы не была девица, будет она над моими шутками-прибаутками
смеяться и смеяться, смеяться и смеяться, пока совсем до гола не разденется.
И договорился Игорь с царем, что оба брата вместе войдут в комнату
царевны. Кто них сможет девушку рассмешить, тот на ней и женится, а второй при
этом жизнь сохранит. Если же ни у кого из братьев рассмешить Несмеяну не
выйдет, то убивай царь обоих сразу.
Сказано сделано.
Недобро усмехнулся царь, взглядом шальным братьев осмотрел и
отвёл их в малый зал – в покои царевны.
- Вот и ваша невеста, женихи! Смешите, а я полюбуюсь.
Замерли братья, поражённые.
В покоях царевны в кресле девушка сидит. Да только не живая
она, а мёртвая. Уже давно мёртвая. Глаза остекленевшие мутной поволокой
подёрнуты, по бледному лицу мухи ползают. Одета в саван. И запах от неё тошнотворный.
- Что встали, женихи? – глумится царь. – Уже сдаётесь? Пора
душителей звать или попробуете рассмешить дочку?
- Вот нам и конец, брат! – сказал Игорь. – Правильно я
сделал, что рубаху переменил. Хоть в чистом умру. Видно, чего быть, тому не
миновать.
А у Алёши в этот момент соображалка на полную мощь
заработала. Он всегда в критических ситуациях быстро думать начинал – для вора
это полезно. Говорит Алёша Игорю:
- Не торопись умирать! За нами младшенький наш едет. На
четыре или на восемь часов отстаёт. Он не такой дурак как мы – всё-таки высшее
образование на мои бабки получил. Он догадается заранее в городе вызнать про
Несмеяну эту. А потом придумает как нас спасти. Тяни время, братуха!
Игорь на Несмеяну посмотрел, позыв рвотный подавил,
улыбнулся соблазнительно и говорит:
- Хочешь, красавица, расскажу тебе как я с цыганами в Тринулевом
царстве бордель спалил? Смешная история!
И не дождавшись ответа рассказывать начал. Долго, с
чувством, с паузами в нужных местах. А после первой истории вторую начал. А
потом третью.
Тем временем, Иван, младший сын, закончил дело, которое его
в родительском Тридевятом царстве задержало, и тоже в Тридесятое засобирался. Надобно
упомянуть, что дело своё Иван сделал хорошо, в результате чего некоего Кешу
Сивого обнаружили повесившимся в своей камере. Но к нашей сказке это не имеет отношения.
Сел Иван на автобус и вскоре прибыл в царство Кощеево. Тепло
принял его Кощей, накормил, напоил, спать уложил, а сам из замка ушёл по делам
своим кощейским.
Лёг Ваня, да не спится ему. Чудится, будто бы воет кто-то в
замке по-волчьи. То ли зверь, то ли человек. Решил младший сын проверить,
откуда звук тот идёт. Пошёл на вой, да в подвал спустился. Видит – сидит в темнице
Серый Волк.
- Ах, Ванюшка! – говорит Волк. – Не в добрый час свели с
тобой знакомство. Три года сижу я в застенках Кощея без вины виноват. А теперь
грозится меня Кощей смерти лютой предать. Один денёк всего мне жить осталось.
Да так проникновенно сказал это Волк, так глазищами своими посмотрел
– словно в самую душу Ванину заглянул. Дрогнуло сердце младшего брата.
- Хочешь, спасу тебя? – спросил Иван.
- Ах, Ванюша! Доброе твоё сердце! Никак ты меня спасти не
сможешь. Если за рычаг дёрнешь, то, прежде чем клетка откроется, загудит сирена,
появится сам Кощей и тебя тоже погубит. Не договориться с ним – я за три года
чего только не перепробовал.
- А если я, скажем, убью для тебя Кощея? Чем заплатить мне
сможешь? Конечно, брать заказ напрямую, без посредника – это нарушение кодекса
моего профессионального. Да больно жалко мне тебя, Волк. Думаю, один раз от
кодекса отойти – вреда в том не будет.
- Ах, Ванюша! – горько засмеялся Волк. – Никто Кощея убить
не сможет, ибо он бессмертный. Только сам он знает, где смерть его. Тайны этой
покамест никому не раскрыл.
- Ты про оплату скажи, - прервал Волка Ваня. – А о смерти
кощеевой предоставь профессионалу подумать.
С сомнением посмотрел Волк на Ивана, но всё-таки предложил:
- Ах, Ванюша! Освободишь меня – служить тебе буду верой и
правдой. Я мудрый Волк. Многие тайны ведаю. Знаю сервис один – Бла-Бла-Кар,
называется. С ним можно напрямую в Тридесятое царство проехать, в Трипервое не
заезжая.
Вернулся Иван к себе – лёг спать. А утром спустился к Кощею
на завтрак. И с Кощеем у них долгий разговор состоялся.
- Царь Кощеюшка, - сказал хозяину Иван. – Многие годы ты на
свете живёшь. Всё испытал, всё видел, всё познал, всем пресытился. Ничто тебя
больше не радует. Тесно тебе в нашем мире, душно. Ищешь ты, где впечатлений новых
найти, - отыскать не можешь. Потому и чужестранцев к себе всех зазываешь,
расспрашиваешь. Новизну надеешься встретить и не встречаешь. А одно ты упускаешь,
милый Кощеюшка. Рядом с нашим миром другой мир есть. Новый. Непознанный. Не зря
природа человека так устроена, что когда старится он, от жизни устаёт – тогда в
смерть переходит. Не успевает скука великая человека одолеть – как перед ним
новое приключение открывается. А ты, Кощеюшка, смерти лишён. И погрузиться в
это приключение не можешь. Вот и приходится тебе страдать.
Вот что сказал Иван Кощею. И не просто так сказал, а по-особенному
– больше слушал, чем говорил, глазами своими в самую душу смотрел, да
постарался так сделать, что слова эти Кощей как бы сам озвучил, а не Иван ему
выдал.
Задумчив стал Кощей.
- Понял я теперь, как дальше быть, - сказал Ивану. –
Поговорил с тобой и понял. Годами меня тоска смертная гложет. Теперь умею я её
победить.
После этих слов улёгся Кощей на пол, руки на груди сложил, глаза
свои железные закрыл и умер.
А Иван в подвал спустился, за рычаг потянул. Сирена
завопила, да не пришёл никто на звук. Открылась темница и вышел из неё Серый
Волк.
- Ах, Ванюша! Благодарен я тебе безмерно! Служить тебе
теперь буду! Только как же ты, родной, с Кощеем-то справился?
- Это тайна моя. Профессиональная.
Долго ли, коротко ли, а прибыли Иван и Серый Волк в царство
Гороха.
Глядят, на улицах града стольного ни души. Да окна чёрными
занавесками занавешены.
- Отчего-почему это они? Умер у них кто? – спросил Иван.
- Ах, Ванюша! Умерла в этом царстве царевна всеми любимая –
Несмеянушка. Царь Горох на этой почве в реактивный психоз ударился. Галлюцинирует.
Велел созвать женихов – свататься к его дочке. Кто на клич царя отвечает, того
ведут в горницу и заставляют перед покойницей шутки рассказывать. Дескать,
рассмешит кто Несмеяну – тот женихом её станет, а не рассмешит – того Горох на
тот свет отправит. Да только мёртвые не смеются – вот и не преуспел никто.
Тут Иван за голову схватился.
- Там же братья мои! Поспешим-поторопимся! Нужно выручать
их!
Вот вошли во дворец Иван и Серый Волк, проводили их к
Гороху.
- Никак, опять женишки пожаловали? – захихикал Горох, глазом
бедовым засверкал. – Удачная неделя у Несмеянушки моей! Да только обождать вам
надобно – там ещё предыдущие женихи не закончили.
- Дозволь к ним присоединиться-присоседиться, - бесстрашно
сказал Иван Гороху. – Подмогну ребятам.
- Дело твоё, витязь, - оскалился царь и обратился к Серому
Волку. – А ты, шкура, тоже свататься явился? Седина в бороду – бес в ребро?
- Ах, Горохушка, любезный царь! Ну какой из меня жених? Я, с
твоего позволения, здесь подожду.
- Жди, шкура! – хмыкнул царь. – Авось наждёшь чего.
И проводил Горох Ваню в покои царевны.
Глянул Иван, а здесь братья его – Игорь и Алексей. Оба от
усталости еле живые, пред трупом разлагающимся анекдоты травят.
- Принимайте подкрепление! – закричал Горох. – Ещё один
женишок на подмогу к вам явился!
Увидели Игорь и Алёша младшего брата, и совсем духом пали.
- На тебя была вся наша надежда, брат! – сказал Игорь. –
Чаяли мы, не попадёшься ты в ловушку и сумеешь нас вызволить. А теперича мы все
трое здесь. Видать, пришёл наш час сложить буйны головушки.
- Не торопись нас оплакивать-хоронить, Игорёша, - ответил
Иван. – Лучше время ещё потяни. Мне с Горохом потолковать нужно.
И завёл Иван с царем долгий разговор.
- Ты царь, гляжу, привязан крепко к дочке своей, - сказал Иван.
– Трудно тебе отпустить её. Трудно смириться, что может она родительский дом
покинуть. Да только не воротишь того, что было, а то, что сейчас есть,
радовать-не радует тебя, царь. Между тем, Несмеяна тоже в тебе нуждается и
любит тебя очень. Прислушайся, царь! Слышишь, зовёт тебя? Как она там, одна без
отца? Не блуждает ли в туманах, пока ты тут с молодцами добрыми забавляешься? Найдёт
ли дорогу сама, без твоего присмотра? Страшно ей, разве не слышишь?
Вот что сказал Иван Гороху. И не просто так сказал, а по-особенному
– больше слушал, чем говорил, глазами своими в самую душу смотрел, да
постарался так сделать, что слова эти Горох как бы сам озвучил, а не Иван ему
выдал.
Только закончили разговор, беспокоен стал Горох. По комнате
забегал, забормотал:
- Слышу! Слышу! Зовёт меня Несмеянушка! Потерялась она!
Несмеянушка! Я иду к тебе! Дождись!
Разбежался Горох и в окно прыгнул головой вперёд. Покои царевнины-то
в башне были – пять этажей лететь.
Посмотрели братья на Ивана уважительно.
- Силён ты, братуха! – сказал Алёша. – Даром что школьный
психолог.
Улыбнулся Иван и промолчал.
Вот вышли они из палат царевны, с Волком Серым объединились.
Обрадовались Алёша и Илья Волку. Обнялись с ним.
- От смерти мы спаслись, да ненадолго, - заявил вдруг Илья. -
На Несмеяне, выходит, никто из нас жениться не сможет. А, стало быть, и перед
отцом не с чем нам появиться. Давайте думать, что будем отцу говорить, чем ему
поклонимся, чтобы не велел он нам головы рубить.
Задумались братья, закручинились. А Волк и говорит:
- Ах, Тридевятовичи! Помогу вашему горю! У царя Соловья в Трипервом
царстве яблоки молодильные растут. Коли вы яблочко такое папаше своему поднесёте,
тут то он гнев на милость и сменит. Отведает то яблочко – снова станет зрелым
мужчиной. Про смертный одр думать забудет. И на радостях за такой дар пощадит
ваши буйны головушки!
- Верно! Говорил что-то Соловей про яблоки молодильные! –
припомнил Алёша.
- Не выйдет добра из этого дела, братья! – закручинился Игорь.
– Наворотили мы в том царстве делов. Не станет с нами Соловей разговаривать.
- Так давайте я с ним поговорю-перемолвлюсь? – предложил Иван.
– Я с Соловьём не знаком. На меня ему зуб точить не за что.
Сказано-сделано. Игорь и Алёша напрямик в Тридевятое царство
к отцу поехали, а Иван и Серый Волк в Трипервое – к Соловью заглянули.
Предстал Иван перед Соловьём.
- Хочу, царь, яблочко молодильное у тебя прикупить, - поклонился
Иван. – Деньжата у меня водятся-не переводятся. За ценой не постою.
А Соловей ощерился, зубы золотые показал и отвечает:
- Вы, братья-царевичи, меня, верно, за лоха какого держите.
Или, думаешь, не знаю я кто ты таков и из какого рода, Иван? Всё я знаю.
Проинформирован изрядно. Жена моя – Василиса Премудрая – на всех царских детей
картотеку имеет. Брат твой старший моё супружеское ложе осквернил и от
наказания ушёл. Значится, за него ты будешь наказан. Это дело я теперича никому
не доверю. Сам по лоскутку с тебя кожу срежу. И с тебя, Серый, срежу. Но во
вторую очередь. Ты-то мне ничего плохого не сделал, но раз с врагом моим
пришёл, то положено для порядку.
И вынул Соловей огромный кривой нож, к Ивану подступает. А Иван,
хоть и побледнел, но не дрогнул.
- Погоди, царь! – сказал Иван Соловью. – На лоскуты порезать
ты меня ещё успеешь. Давай поговорим сперва. Есть у меня что тебе сказать.
И завёл Иван с царем долгий разговор. А Волк при этом в углу
тихо стоял и зубами от страха клацал.
- Ты, Соловей, бандитов и разбойников всех господин, -
сказал Иван царю. – Власть твоя крепка – на репутации держится. Верят твои
люди, что никто не может Соловья в дураках оставить. Но вот пришёл жирдяй
залётный и прямо в твоей спальне оттрахал твою жену. Как думаешь, что теперь о
тебе твои ребята думают? Как за глаза называют? Или чаешь утаить такое от них?
Весь мир над тобой уже потешается. В газетах твою историю напечатали, на улицах
раздают-продают. Вот такенные рога тебе пририсовали. Добро бы ты жирдяя этого
сразу казнил, да ты же ему уйти позволил. Шляется он теперь по кабакам, ему
выпивку ставят, а он и рассказывает-показывает, как за твоей спиной с женой
твоей кувыркался. А ты что делаешь, Соловей? Дальше с Василисушкой своей милуешься,
словно бы не было ничего? Думаешь, всё по-старому останется? Не останется.
Погибло твоё дело. Как ты людям в глаза смотришь после такого бесчестья? Как дальше жить планируешь?
Вот что сказал Иван Соловью. И не просто так сказал, а по-особенному
– больше слушал, чем говорил, глазами своими в самую душу смотрел, да
постарался так сделать, что слова эти Соловей как бы сам озвучил, а не Иван ему
выдал.
Задрожали у Соловья губы, хлынули из глаз слёзы.
- Бесчестье! – захрипел Соловей. – Нет жизни в бесчестье!
Замахал он ножом своим кривым, да из зала выбежал. С той
стороны, куда побежал, крики и визг на весь дворец. Бегут на крики домочадцы.
А Иван развернулся, да в другую сторону пошёл. Спустился в
сад, нашёл яблоню молодильную, яблочко срезал, инструкцию по эксплуатации – что
на табличке около яблоньки была – в блокнотик переписал, да и прочь из дворца.
На выходе его Серый Волк встретил.
- Ах, Ванюша! – сказал Волк. – Дело-то какое лихое Соловей
сотворил! Жену свою, Василисушку, зарезал, а потом и сам зарезался!
- Грязно я сработал в этот раз, - поморщился Иван. – Сопутствующие
потери. Не профессионально.
- Ах, Ванюшка! Что же у тебя за профессия такая? Братья говорили,
психолог.
- Что теперь-то скрывать? – пожал плечами Иван. - Ты достаточно
видел-повидал, Волк. Сам, наверное, догадался. Киллер я.
Профессиональный. Специалист по доведению до самоубийства.
Призадумался Волк, замолчал.
Сели Иван и Волк на попутку и вскоре прибыли в Тридевятое
царство, отчее государство. С братьями объединились и предстали перед царём.
- Вот тебе поклон от нас, отец! – сказал Игорь и яблочко молодильное
царю протянул. – Кто фрукт этот съест, тот – будь хоть одной ногой в могиле –
снова юношей или девицей станет. Так и на инструкции к яблоку написано.
- А с Несмеяной не сложилось, не серчай, батя! – добавил Алёша.
– Умерла она до нашего сватовства. Зато врага твоего, Гороха, мы погубили. За-ради
тебя отомстили по сыновьему.
Иван промолчал.
- Ладно, дети, отведаю ваше яблочко, - хмыкнул царь. – Но знайте,
если не подействует – не сносить вам голов. Я старик злой, мне терять нечего.
Надкусил царь яблоко и метаморфоза с ним началась. Морщины
вдруг разгладились, щёчки заалели, глазки заблестели. Зубки новые повылезали
вместо гнилых пеньков – да такие ровненькие, жемчужные, просто загляденье. Седина
ушла и рассыпались волосы царя по ложу шёлковой волной. А потом вдруг грудь у
царя напухла, налилась – и превратилась в две сиськи четвёртого размера.
- Ой! – тоненько пропищал царь и за грудь схватился. – Что это
со мной?
А потом побледнел весь и пах начал щупать. Щупает-щупает – чего-то
важного нащупать не может.
Переглянулись братья.
- В инструкции написано было, что кто яблоко съест «юношей или
девицей станет», - припомнил Игорь. – Видать, не реклама это, а предупреждение о
непредсказуемых побочных осложнениях.
- Вот мы попали! – отозвался Алёша.
Иван промолчал.
А царь ногами застучал, стражу закричал тоненьким голоском
женским.
- Порешу вас за такое, дети! – убивается царь. – Стража!
Сюда!
- Дверь закройте и держите крепко-накрепко, - велел братьям
Иван. – Я с папой поговорю.
И поговорил.
- Ты, папа, при жизни памятник себе возвёл, в историю вписал,
- сказал Иван царю. – Нет в мире царя, кто с тобой славой и жестокостью
сравнится. Жизнь свою ты прожил до конца. Что хотел сделал. Долги все раздал. Врагов-недругов
одолел. Со смертью смирился. Что теперь хочешь ты под конец? Чтобы стража твоя увидела
вместо грозного царя сисястую девицу? Чтобы таким тебя челядь запомнила? И чтобы
лишились голов твои дети, продолжатели рода твоего, хранители грозной памяти о
тебе?
Вот что сказал Иван отцу. И не просто так сказал, а по-особенному
– больше слушал, чем говорил, глазами своими в самую душу смотрел, да
постарался так сделать, что слова эти отец как бы сам озвучил, а не Иван ему выдал.
- Нет, дети, - сказал, наконец, царь. – Не надо стражи, не
надо никому головы рубить. Живите. А я вторую жизнь девицей жить не хочу. Меня и
то устраивает, как первую прожил. Вы похороните меня тайно, в гробу закрытом,
чтобы не видели дворовые, что со мной яблоко сделало.
Сказал так царь, а потом высунул изо рта язык далеко-далеко
и зубками своими жемчужными откусил. Да кровью после этого захлебнулся.
Вышли из дворца братья, на лужок сели, в себя приходят. И
Серый Волк с ними.
- Игорёша, - прошептал Алёша старшему брату. – Думаю я,
младшенький наш никакой не школьный психолог.
- Я уж тоже смекнул, - тихо ответил Игорь.
- Боюсь я за наши жизни, братуха, - продолжил Алёша. – Много
я таких как Ваня на зоне-то повидал. Такие свидетелей оставлять не любят.
Хватит ли у него братской любви, чтобы пощадить нас?
- Насчёт любви сказать не берусь, - шепнул Игорь, - А вот
умения нас в могилу свести у Ванюши точно хватит. Он с нами детство провёл, все
травмы наши знает и против нас сможет применить. Отца-то он шустро уделал.
- Так, может, первыми его? – поднял с земли камень Алёша.
- Придётся, - поднял палку Игорь. – Не из злобы, а только
самообороны для.
Набросились братья на Ивана. Ударил его Игорь палкой – упал Иван
замертво, глаза закрыл.
Хотел Алёша младшего брата камнем в висок добить, да Игорь
удержал.
- Незачем, - сказал Игорь. – Вырубили мы его – теперь скрыться
сможем. Придёт он в себя – где нас искать будет? Не убивцы же мы.
А Серый Волк в стороне стоял, на всё это смотрел.
Отбросили браться оружие и поспешили было прочь, как вдруг Иван
на травке сел, голову потирая, и крикнул им вслед:
- Что бы сказала на это мама, братья?
Да так проникновенно крикнул это Иван, что старшие братья остановились, как громом поражённые, посмотрели друг на друга, да вспомнили мать свою. Любимая их мамочка умерла рано, да пока жива была - миловала и ласкала всех трёх братьев. Не одобрила бы она такого, чтобы один брат другого палкой по голове бил.
Вспомнили про это Игорь и Алёша, слезами
залились и кинулись со стыда в замковый ров с водой. Там и утопли.
Подступил к Ивану Серый Волк, полотенце протянул, кровь
вытереть и сказал:
- Ах, Ванюша! Этого ли ты хотел? И как ты себя теперь
чувствуешь, когда в сказке кроме нас с тобой живых людей больше никого не осталось?
- Хреново-погано я себя чувствую, Волк, - ответил Иван. – Нет, не этого я хотел. И братьев убивать не хотел – слово ядовитое само вырвалось. Не пойму только, почему же так гадко-мерзко всё повернулось? Когда я не туда свернул? Наверное, когда профессиональный кодекс киллера нарушил и взял у тебя заказ на Кощея напрямую, без посредника.
- Ах, Ванюша! Не серчай и не казни меня – вели слово
молвить! Думается мне, что не в кодексе киллера дело. А в том беда, что ты
нарушил профессиональный кодекс психолога. Не должны психологи до самоубийств
людей доводить, а помогать им должны! Не зря кодекс этот написан – он от
последствий тебя защищает. Ты те последствия презрел и до поры до времени это
тебе с рук сошло. Да только сколько верёвочке не виться – конец один. Теперь ты
за нарушение кодекса расплачиваешься.
Вот что сказал Серый Волк Ивану. И не просто так сказал, а
по-особенному – больше слушал, чем говорил, глазищами своими волчьими в самую
душу смотрел, да постарался так сделать, что слова эти Иван как бы сам озвучил,
а не Волк ему выдал.
Задумчив сделался Иван. Покивал чему-то. А потом склянку с
мёртвой водой из кармана достал и выпил до дна. Носил всегда Иван с собой эту
склянку на самый крайний случай – чтобы если поймают, то живым не даться, до
суда не доводить.
Выпил Иван склянку. Отяжелело у него тело, опустился на
траву. Лежит – смерти ждёт. А пока ждёт и поговорить можно.
- Заигрался я, - повинился Иван Волку. – Господом Богом себя
возомнил. Решил, что всё мне можно. Вот и пострадали братья мои, отец,
множество невинных людей. Не хочу я так больше. Спасибо, друг, за то, что до
конца со мной остаёшься. Спасибо за то, что обещание своё исполнил и служил мне
верой и правдой. Полюбопытствовать напоследок хочу. Скажи мне, Волк, за что
тебя Кощей три года в темнице продержал?
- Ванюша, я ведь не простой Волк. Я доктор психологических
наук, профессор Волк. И не Серый я, а Сергей Борисович. Серым меня цари эти
бандитствующие прозвали. Много лет я их пользую, терапии психологические провожу,
с проблемами стараюсь помочь разобраться. Оттого и всех знаю – и папашу твоего,
и Гороха, и прочих. Кощей возжелал меня всегда под рукой иметь, чтобы детские
травмы свои проработать. Вот и запер в застенке. А как здоровье душевное за три
года поправил, то и убить меня решил. Чтобы тайны его никому не выдал.
- Что-то не больно ты царей-то подлечил, коллега.
- Ах, Ванюша! Не коллега ты мне. Ты людей убиваешь, а я им
помогаю. Что до царей этих – психотики они,
все до единого. Таким терапия только в дополнение к медикаментозному лечению
показана. А они таблетки пить отказываются. Вот и нет большого эффекта. К тому
же последние три года я у Кощея в застенке просидел. За три года подзапустились
другие клиенты без моего присмотра. Не хотел я тебе этого рассказывать, Ванюша,
- за жизнь свою опасался. Опасный ты человек. Но сейчас-то можно уже. Разгадал
я твой метод. Чтобы до самоубийства кого-то довести, тебе с ним минут
тридцать-сорок разговоры задушевные вести требуется. Нет у тебя сейчас этого времени
на меня. Минутка последняя жизни твоей истекает.
- А ты гордится-восхищаться собою можешь, Сергей Борисович,
- прошептал Иван. – Ученик превзошёл учителя. Тебе со мной получаса не
понадобилось – минут за десять управился. Как себя сейчас чувствуешь, после
того как свой кодекс профессиональный нарушил? Не одиноко?
Да так проникновенно сказал это Иван, так глазами своими посмотрел
– словно в самую душу Волка заглянул. В последний раз заглянул. А потом закатились
глаза младшего брата, подёрнулись поволокой, и перестал он дышать.
Тих и задумчив сделался Волк. Рыщет по поляне, глазищами
своими сверкает. Бормочет под нос:
- Ах, Сергей Борисович! Как же угораздило тебя? Сорок лет
профессиональный кодекс соблюдал, людям помогал. И тут оступился, доведением до
самоубийства себя запятнал. Что же теперь, бродить мне по свету, трупы за собой
оставляя, как Ванюша этот? Коллеги руки не подадут. Что же теперь, всех, кого
люблю, потерять придётся?
Смотрит Волк, а на холме дуб разлапистый растёт. Самое то,
чтобы повесится.
Персонажам всем конец.
Кто прочёл – тот молодец!