Тёмные гранитные ступени поросли илом, потрескались, холодная сине-зелёная вода скруглила некогда острые углы. Улыбаюсь. Я помню как их строили: огромные каменные глыбы обтесывали, крепили калёными гвоздями, а иногда ставили просто так, — держаться под собственным весом. Сколько же лет с тех пор минуло... Наконец ставлю ноги правильно и начинаю подниматься. Медленное, но непреклонное течение постепенно сносит в сторону, но вот уже стоят по обе стороны стены из чёрных кирпичей. Недалеко осталось. Кромка рябит, покрытая тысячью маленьких волн и я ощущаю посасывающее чувство страха. Так всегда бывает, когда я выхожу на поверхность. Резкий вдох. Мир Поверхности встретил меня ливнем и редким, клочковатым туманом. Дышать можно. Видеть, в некоторой степени тоже. Я потер рукой шею и мои жабры сложились, уменьшились до едва различимых щёлочек. Так, метод предосторожности.
— Вы запоздали. — хриплый рокот, мало похожий на голос человека.
— Прошу извинить меня, мой господин... — склоняюсь аж до гранитных ступеней. — По дороге сюда возникли кое-какие преграды.
Мой голос с каждым разом становился всё тоньше и тоньше. Обращение началось.
— Надеюсь, вы с ними разобрались.
— Несомненно, господин, несомненно.
Боль пронзает спину и я выпрямляюсь, чувствуя тяжесть костяного позвоночника. Новые члены тела отдаются ноющей усталостью и я повожу корпусом из стороны в сторону. К обращению нельзя привыкнуть.
— Мучайтесь, вам полезно. — в голосе-хрипе сквозит злобная усмешка. — Пока же, введу вас в курс дела. Они страдают от новой болезни. Вполне возможно, что сами её и создали.
Я выгибаюсь от боли, когда лицо начинает меняться, подстраиваясь под людское. Вырастает нос, глаза меня положение, жесткая челюсть с острым подбородком выдаётся вперёд.
— Закрыли границы между странами, заперлись в своих домах. Они боятся.
— Хворь сможет нам навредить?
— Нет.
На голове появились волосы вместо привычного плавника. Да, давненько я не выбирался на поверхность, даже забыл что волосы тоже намокают. Последние уже висели кучкой ила. Если ил может быть белым, конечно.
— Тогда нам ничего не может помешать, не так ли, господин?
— Приоденьтесь. Мы начинаем.
На скользкий гранит упал свёрток.
***
Капли бьются об мою необычную одежду, но она не намокает. Люди сильно продвинулись за то время, пока большинство из нас обживалось в далёких холодных реках и озёрах. Мы стали мифом не только для человечества, но и для самих себя. Где подводные дворцы из гладких камней, устланные золотым песком? Где изукрашенные жемчугом гребни из рыбьих костей? Где песни и хороводы на заливных лугах под полной луной? Теперь мы ничтожество. Серая плитка пружинит под моими странными туфлями, очередным извращением людского ума. Но ходить в них удобно, этого я не могу не признать.
— Здесь многое изменилось. Люди стали слабее, многие травятся несъедобными продуктами. Работают меньше, но устают больше. — речь господина наполняется редкостью. — Имеют комфортные кровати, но не высыпаются, бедняжки. Они почти как мы: столь же бледны на кожу, столь же хрупки телами.
— А волосы и глаза, господин?
— Вы слишком долго пробыли в скверных водах. Сейчас можно волосы покрасить в любой цвет, который вам понравится. Яркость душ заменили яркостью волосяного покрова. — фыркает и придерживает меня. — Здесь нам налево. А для глаз придумали миниатюрные линзы. Изначально замена луп и моноклей, стала разноцветной побрякушкой. Глаза как у кошек, глаза как ночное небо. Отсутствие радужки объяснят хорошими линзами.
Узкий переулок закончился миниатюрным двором-колодцем с неработающим фонтаном посередине. Свежесть дождя смешивалась с противным запахом свежей краски.
— Сейчас день, разве мы сможем совершить обряд?
— Многое в людях меняется. Но не реакция большинства на дождь.
Мои глаза расширились от удивления.
Мы просочились в приоткрытое окно маленькой струйкой тумана. Лишь когда кожа ощутила покалывание, я понял, что мы внутри. Перед глазами была чернота. Наша извечная проблема, которую исправлял лишь ритуал: видеть только в воде и тумане, видеть только то, что было покрыто влагой.
— Господин...
Мир взорвался порывом ветра и ярких красок. Золотистые стены, белоснежная мебель, черный пол и синие занавески. Запахов здесь не было. Лишь туман, полностью заполнивший комнату отдавал неуловимым флёром.
— Они травят комнаты спиртом, веря, что так убивают болезнь.
На стенах были развешаны листы с рисунками. Синеволосые девушки и юноши, с такими же синими рыбьими хвостами, плавали на гребнях волн.
— Это мы. В их представлении. — господин тихо засмеялся. — Они видят нас нежной расой, живущей глубоко и далеко в морях.
— Изукрашивать образ некогда побеждённых... Это столь по-человечески!
Я срываю один из рисунков и скатываю его в комок. Люди скучают по нам? Жестокие и злобные, боящиеся песен и глубин. Сотни лет нас преследовали и убивали: осушали реки и болота, протыкали железными копьями, разрезали на куски. Нас загнали на край мира и оставили догнивать.
— Мы сумеем отомстить им. — как оказалось господин внимательно следил за мной.
— Конечно.
Я обернулся и осмотрел лежащего на кровати юношу.
***
Санкт-Петербург дышал сыростью и выхлопными газами. Сумку на плечо и вперёд, в универ. Метро показалось из-за угла и я ускорился. Не хотелось бы опоздать. Сверху начало покрапывать и я улыбнулся. Люблю время дождя. Ритуал даровал мне силы и способность видеть всегда, почти как люди; ритуал поменял мою внешность и даровал воспоминания того юноши; ритуал помог мне занять его место.
...Я до сих пор помню вкус его крови...
... Люди одержали над нами победу. Мы были в безопасности, лишь сокрытые холодной вонючей водой. Нам не разрешалось выходить даже в туман. Но мы сотворили песнь и небо пролилось водой...
Эскалатор мерно жужжал металлическими членами, когда я стал спускаться вниз.
... И они испугались этого. А мы, получили шанс хоть как-то жить на поверхности. Ведь мы не бессмертны, ведь мы тоже болеем. А некоторые растения не растут под водой. Но главное, люди начали спать...
Вагон трясся и скрипел, металл визжал при торможении. Ещё немного, и я вновь окажусь наверху.
... Люди сперва спали с открытыми окнами. И мы убивали их семьями. Они начали их запирать и мы снова спрашивали можем ли зайти к ним в дом. Но годы минули. Правило забыли, а нашей магии нашли объяснение...
Однако, кое-что осталось неизменным: большинство из людей спит пока вода низвергается с небес. И ещё больше из них, теперь открывают в это время окна. Теперь, мы заменим каждого благодаря их глупости и дождю.
Дождь. Я посмаковал это слово.
Идеальный киллер.
P.S. Требую поблажки к болеющему!