Он заболел неожиданно. Перестал носиться в своей самой дикой манере, драть косяки и гонять добытые неизвестно где бумажки, фантики. Он лежал, тяжело дыша. Во взгляде его была невообразимая мука. Казалось, если б он сумел, то еле слышно прошептал: прошу, помоги, избавь меня от боли и страданий.
Я сидела с ним, рядом с его тёплым ковриком, скрестив ноги на голом полу. Держала его голову и уговаривала съесть хоть что-нибудь или попить, ну пусть самую малость, глоточек. Но он лишь еле слышно подвывал. Хотя иногда наступали периоды затишья страшной боли и моя любимая усатая, заметно исхудавшая за несколько дней морда, на трясущихся ногах подходил к чашке с водой, жадно делал пару глотков, останавливался и снова пару раз лакал.
Звонки ветеринару ничего не дали, не объяснили, и мы поехали в соседний поселок на прием к доктору. Клиника или дом, ну совсем никак не напоминавший больницу, находился в дальнем-дальнем переулке. Добравшись до помещения приемной, муж поставил сумку с жалобно мяукающим котом на стол.
Седой доктор посмотрел поверх очков на наши встревоженные лица, потом на призывно подвывающую сумку, положил ручку в середину журнала, в котором писал до нашего появления, и закрыл его, отодвинув.
-- Кот?
Я кивнула, не в силах сдержать слез и даже прошептать слова мольбы о помощи.
Осмотрев усатого пациента, доктор покачал головой.
-- Нужна операция. Срочно. Сколько лет коту?
-- Восемь.
-- Плохо. Сердце может не выдержать, - неожиданно помрачнел доктор.
-- И что же делать?
-- Сейчас сделаем необходимые анализы, тянуть нельзя – в любой момент может произойти внутренний разрыв и тогда спасти будет крайне сложно.
Доктор отвел мужа в сторонку, оставив меня наедине с мучающимся и непрерывно постанывающим от боли котом. Разговор был тихий, словно доктор не хотел, чтоб пациент услышал его слова. Я гладила любимое усатое создание, всем сердцем желая облегчить его боль. Старалась не плакать, вдруг кот все поймет и будет страдать еще больше.
Подошел муж, за ним доктор.
-- Вы пока подумайте над моим предложением. Это может быть выходом, мда... - доктор хмуро посмотрел в сторону, - можете прогуляться, недолго.
Ничего не понимая, я подняла заплаканные глаза на мужа, затем бережно положила кота обратно в переноску и, прижав к груди, поспешила на улицу.
-- Что за предложение? Он не хочет оперировать? Поедем в город! Сейчас же, плевать на все, поедем.
-- Успокойся, пожалуйста. Мы не успеем. Доктор сказал, что положение критическое. Вздутие говорит о том, что времени нет. Совсем.
-- Ииии чтоо? – слезы уже бежали по моим щекам. Я поняла, почувствовала о чем речь.
-- Доктор предложил сделать укол, который остановит страдания кота. Он просто заснет, понимаешь? Не будет мучиться болями, не будет плакать и страдать. Подумай. Это выход… Хоть и очень трудный, знаю.
Я уткнулась в его плечо, уже не стесняясь всхлипываний и подошедших к самому краю рыданий.
-- Но…но…он ведь ждет, что мы поможем, спасем, защитим… Как я могу согласиться на этот укол, хоть он и облегчит страдание кота, но убьет его!!!!! Кааак?! – я захлебнулась новой волной слез.
-- Но ведь совершенно не факт, что операция спасет кота. Он может умереть на операционном столе. Понимаешь? А так он по крайней мере не будет мучаться. Просто заснет…
-- Я не могуууу….
-- Можешь. Возьми себя в руки. Ты должна помочь ему успокоиться.
Я с текущими по щекам слезами, вошла внутрь здания и кивнула смотрящему на меня доктору, ожидающему решения.
-- Ну, вот и хорошо. Ну, вот и станет легче нашему красавцу, зачем же мучить его болью, страданиями.
Голова кота лежала на моей ладони. Взгляд его стал замутненным. Он лишь жалобно мычал, не пытаясь встать или пошевелиться. Доктор набрал из вскрытой при нас ампулы жидкость и подошел. Я зажмурилась, не в силах видеть происходящее. А когда открыла глаза, взгляд его был стеклянным. Он быстро уснул. Прямо на моих руках. Не вздрогнул, не вскрикнул, лишь сделал последний вздох и заснул навсегда.
Слезы, не прекращаясь, лились по щекам, капая на футболку, руки, на стол. Я медленно и аккуратно положила задеревеневшее тело любимца в сумку, осторожно закрыла молнию и, все так же прижав к груди, шагнула вон из места, где только что дала усыпить и отпустила в неизвестность мое усатое сокровище.
Не помню, как мы добрались до дома. Я не разговаривала ни с кем долго. Винила себя за слабость, за то, что не настояла на операции, поддалась уговорам, согласилась на самый простой выход, а не попыталась спасти моего любимца.
П.с.
Я до сих пор помню каждое мгновение тех дней, когда он плакал и просил о помощи. Помню его голос и виню себя…вот уже двадцать лет… Это была ошибка, та самая роковая, после которой я вот уже много лет думаю, что могло бы быть все по-другому…