Пусть выживет сильнейший
Глава первая
Ветер завывал который день. Сквозь разбитое окно
залетали снежинки, на полу давно намело снежный сугроб. Рита не собиралась
вылезать из-под одеяла. Ей было уже всё равно. Скоро тело закоченеет и не будет
ничего чувствовать. Как же хорошо ничего не чувствовать! Сердце превратится в маленький
комочек льда, такой же, как и всё вокруг, и она сольётся в ледяной гармонии со
всем этим стылым миром.
Она прикрыла веки с намёрзшими на ресницах колкими
снежинками и улыбнулась. Она дома.
– Ритка! Ритка! Вставай! Ишь, чего удумала!
«А, это – баба Катя. Живая ещё?» – равнодушно подумала
Рита, как будто о чём-то незначительном и очень далёком.
– Вставай, давай! – баба Катя растирала внучкино лицо
и руки снегом. Рита застонала, пробормотав сквозь стиснутые зубы:
– Не надо, больно…
– Больно – это хорошо, это значит, живая, – ласково
приговаривала баба Катя, потихоньку поглаживая своими сухими руками Ритино
лицо.
– А мы с Егором с ног сбились, думали тебя бусурмане
выследили.
Бусурманами баба Катя называла банды подростков.
Злобные волчата, оставшиеся без родительского присмотра, сбивались в стаи,
живущие по своим, жестоким законам. «Пусть выживет сильнейший» – был их девиз.
Баба Катя сильнейшей не была. Таких, как она, забивали
играючи, просто для развлечения. А Рита молодая, ей ещё и двадцати нет,
годилась, чтобы пустить по кругу.
Егорка и баба Катя – это всё, что осталось у Риты от
прошлой жизни.
Глобальное потепление, которого все ждали, обернулось
глобальным оледенением. Вот уже пятый год, как на огромной части земного шара
не было лета. И надежды тоже не было. Все запасы пищи проели, съели даже своих
любимцев – кошек и собак. Холод. Голод. Чума. Да, да, чума! По улицам бегали
сотни крыс. Тысячи трупов были для них великолепной кормовой базой. А там, где
крысы, там и чума. Но люди умирали не только от голода и болезней, а просто от
нежелания жить.
Да и какая это жизнь? Выживание.
Многие потянулись на юг, как перелётные птицы. У
Ритиной семьи машины не было, а пешком далеко не уйдёшь, замерзнешь в ледяном
беспределье. Но некоторые, у кого в семье были мужчины, пошли пешком. Лучше
хоть плохонькая надежда, чем никакой. У них же из мужчин был только
одиннадцатилетний Егор.
Отец оставил их, когда Егорке было пять лет. Мать
немного поплакала и смирилась.
– Ничего, проживём! – успокаивала её баба Катя, тоже в
своё время оставшаяся без мужа и вырастившая Ритину маму одна.
И прожили бы, если б не похолодание. Если раньше
получали хоть какую-то помощь от государства, то теперь – каждый за себя. Да и
где оно, это государство? Все мечты накрылись ледяным тазом. Кому нужно Ритино
высшее образование там, где главное – найти хоть что-нибудь, чтобы не умереть с
голоду.
Мать пропала, когда пошла менять карточки на продукты.
Тогда что-то ещё на карточки давали. Теперь о тех днях вспоминали, как о продуктовом
изобилии. Все, кто ещё оставался в городе, попрятались в подвалах. Вместе
выживать легче. Разводили костры из мебели, так и согревались.
Рита медленно разогнула окоченевшие ноги. Тогда, у
костра, тепло было. Всё, что могло, сгорело в тех кострах.
«Пусть выживет сильнейший» – она не сильнейшая, она –
слабачка. Вот баба Катя, она да, она –
сильная. Рита выпростала из-под одеяла
тоненькие цыплячьи ручки синюшного оттенка. Как те цыплята, которых выдавали
последний раз по талонам. Дохлых с птицефабрик вывозили. Рита проглотила слюну.
Когда она в последний раз ела? Кажется, позавчера.
– А где Егор? – с трудом разлепила замёрзшие губы.
– Егор? – баба Катя мялась, боялась смотреть Рите в
глаза.
– Что? Что с ним? – заволновалась Рита. Сердце у неё
ухнуло куда-то вглубь рёбер и замерло в страхе.
– Так он эта, того…
– Что – того? Ну, говори же! – Рита скинула с себя
одеяло и поднялась, с надеждой заглядывая в выцветшие бабыкатины глаза.
– С ними он теперь, с басурманами, – баба Катя тяжело
вздохнула и вытерла скатившуюся из глаза слезу.
– Кабы не он, мне бы – крышка.
***
Ветер сбивал с ног, забирался под воротник, бросал в
лицо ледяные крупинки снега. Двое брели в белёсой мгле, не видя ничего вокруг.
– А, может, и нет её там? – Егор с трудом поспевал за
бабой Катей, как будто не ей, а ему было под семьдесят.
– Да где же ей ещё быть-то, она последнее время только
домом и бредила. Всё говорила, что дома и стены помогают. Раньше, может, и
помогли бы, а теперича там только смертушку найти можно. Ногами быстрей
шевелить можешь?
Егор не мог. Ноги налились свинцом, он уже не
чувствовал, где у него ступни. Лютый холод промораживал до костей. И чего они
отправились на поиски сестры? Слабачка! А он? Нет, он не слабак! И, чтобы
доказать это самому себе, Егор прибавил шагу.
– У-лю-лю-лю! – послышались крики и свист сзади и
сбоку них. «Как охотники дичь загоняют», – отрешённо подумал Егор.
Их окружила стая малолетних волчат, догонявших их на
лыжах.
– А это кто тут у нас? Ах, какая красавица! – с
издёвкой сказал парень, выделявшийся своим ростом, одетый в валенки и добротный
овчинный тулуп, мехом внутрь. В руках у него была замороженная человечья нога.
– Что делать с ней будем? – обратился он к своей стае,
с интересом глядя на бабу Катю. – Оказывается, мамонты ещё не вымерли!
Вся стая поддержала глупую шутку злобным смехом.
– Мамонтов нужно загонять в ловушку, – продолжил вожак
и ткнул в бабу Катю острым концом лыжной палки.
– Не трогай бабушку! – вдруг вырвалось у Егора. Он сам
испугался своей смелости и теперь ждал, что вожак тоже ткнёт его палкой.
– Смотрите-ка! А малец-то, с норовом, за мамонта
вступился! А вот это ты зря! Старые мамонты должны вмёрзнуть в лёд! – и вожак
снова сделал выпад палкой.
– Беги, баб Кать! – закричал Егор и, зажмурив глаза,
повис всем своим тщедушным тельцем на лыжной палке.
Не ожидавший такой смелости от малявки, вожак сначала
опешил, потом, стряхнув Егора с палки, сказал:
– Что ж, не тронем твою бабку, а взамен ты останешься
с нами. Будешь моим оруженосцем, – это
сказано было таким тоном, что Егор сразу понял, что перечить бесполезно.
Ветер словно ждал этих слов и задул с удвоенной силой.
Егор посмотрел в испуганные бабушкины глаза и отвернулся.
– Егорушка, как же так! – запричитала баба Катя.
– Давай, бабка, двигай лыжи, если не хочешь, чтобы
внучка волки съели! – захохотал вожак.
– На, это тебе, – повернулся он к Егору, бросив ему
замороженную ногу.
Егор схватил ногу на плечо и побежал следом за
подростками.
Баба Катя, пройдя несколько метров, остановилась и
вдруг решительно зашагала по следам внука.
***
В канализации они живут, как крысы, – рассказывала она
Рите, шмыгая носом. – Крысы они есть. Человечиной питаются.
Рита с содроганием представила, как Егор вгрызается в
замёрзшую человеческую плоть, и у неё закружилась голова.
– Нельзя его там оставлять, Ритуль. Облик человеческий
потеряет, волчонком станет, – убеждала её и себя баба Катя.
– Ну, и пусть, зато выживет, – резко оборвала её Рита,
сама в глубине души сознавая, что тоже бы не прочь стать волчонком.
– Что ты, как можно такое! Ей бы такое не понравилось,
– баба Катя показала на портрет матери, улыбающийся со стены.
Мать была в летнем платье и соломенной
шляпке, волосы на голове вились весёлыми кудряшками. Одной рукой она обнимала
прильнувшую к ней Риту, а на другой сидел маленький Егор.
Неужели это когда-то было? Рита со стоном упала на
кровать, зарываясь в холодную подушку. Плечи её вздрагивали от едва
сдерживаемых рыданий.
– Неча слёзы лить, дело делать надо! – строго сказала
баба Катя. – Ребятишек спасать надо, сгинут они тут без взрослых. Сначала всех
мертвяков сожрут, а потом друг за дружку примутся.
– Ну, и как ты собралась их спасать? – проговорила
сквозь всхлипывания Рита.
– На север пойдём, – баба Катя протянула ей
географическую карту, которую достала из Егоркиного письменного стола.
Рита подумала, что у бабы Кати совсем крыша поехала,
после сегодняшних событий, но промолчала, понимая, что с сумасшедшими лучше не
спорить.
Ветер подбросил в форточку очередную порцию снега,
запорошив бабу Катю и её карту.
***
Стряхнув с карты снег, бабушка ткнула в неё пальцем:
– Вот сюда пойдём. Здесь, на севере, живут чукчи да
эвенки. Они знают, как выживать в морозы. С ними и проживём. На лыжах поедем,
на санки провизию нагрузим.
– Где ты провизию возьмёшь? – удивилась Рита.
– Под снегом, там же, где и волчата.
Взглянув в весёлые мамины глаза, Рита увидела в них
поддержку:
– Иди дочка, живи!
– Идём, – сказала Рита. – Пусть выживет сильнейший.
Глава вторая
Ветер перерос в настоящую бурю. Колючие снежинки били
по щекам, лезли в глаза. Ноги проваливались в снег по колено. Рита то и дело
падала. Руки её закоченели, пальцы не сгибались. Казалось, сама природа не
пускала их к волчатам.
– Лучше бы я осталась в квартире! – в сердцах сказала
она, думая, что баба Катя не слышит её сквозь завывание ветра. Но, шедшая
впереди бабушка, услышала.
– И что бы там делала? – поинтересовалась она, –
помирала?
Рита не ответила, наткнувшись вдруг на что-то большое
и твёрдое.
– Ч-чёрт! – выругалась она, поднимаясь из снега. Рука
почувствовала скрюченные твёрдые пальцы мертвяка.
– Что ты там чертыхаешься? Мы вот с Егором о тебе
думали, а ты только о своих болячках.
– Ты, бабуля, своё отжила, а я что в своей жизни
видела, кроме этих мертвяков?
Рита разгребла погребённый в снегу труп и вгляделась в
его лицо:
– Смотри, это же наша соседка, тётя Клава! Как живая,
спит и сны видит. Я тоже хотела сны видеть про море. Помнишь, как мы с мамой на
море собирались, да так и не доехали?
Баба Рита промолчала. Она понимала, что внучка в
чём-то права. Она-то море видела, а вот внучата только одну ледяную стынь.
– Ладно, – примирительно сказала она, – пошли скорее,
а то сами в ледышки превратимся.
Рита, глотая слёзы, брела за бабой Катей, удивляясь,
сколько сил у этой маленькой, худенькой старушки. Бабушка была похожа на
снежную бабу, закутанная в толстую вязаную шаль, перевязанную крест на крест за
спиной.
Над канализационным люком, где скрывались бусурмане,
были свалены в кучу ржавые железки, разбитые машины, какие-то бочки. Чтобы
пролезть в люк, нужно было потрудиться.
Баба Катя, кряхтя, на четвереньках пролезла в тёмную
дыру и чуть не свалилась вниз, но спас узел шали, зацепившийся за арматурину,
торчащую внутри кучи. «Как они тут себе башки не поотшибали?» – со злостью
подумала старушка, привыкшая везде наводить порядок.
Из канализации несло разложением, прелью и дымом. Еле
просачивающийся сверху свет чуть разбивал таившийся внизу мрак. Где-то с
заунывной методичностью громко капала вода.
Осторожно спускаясь по скользким ступенькам, с намерзшими
ледяными комьями, баба Катя ругала ленивых бусурман. «Могли бы хоть лёд сбить»,
– думала она, поскользнувшись на очередной ступеньке и ободрав в кровь руки.
Сверху осторожно спускалась Рита, из-под подошвы сапог в бабу Катю летели
мелкие льдинки и комья снега.
Внизу было на удивление чисто. Вдалеке светился
огонек, и тянуло человеческим жильём и варёным мясом. У Риты давно от голода
свело в животе. Она жадно втянула в себя
вкусный запах и проглотила слюну. Вдруг послышался собачий лай.
– Собака! – не поверила своим ушам Рита и вцепилась от
страха в бабу Катю.
– Ну, собака и собака, что мы, собак не видали что ль?
– попыталась успокоить её бабушка. – Бусурмане – тоже люди, оказывается.
Бабушка с внучкой замедлили шаг, не решаясь войти в
круг света, отбрасываемый горевшим костром.
– Фидель, фу, – схватил за
ошейник пытавшуюся броситься на них собаку один из пареньков, сидевших на
матрасе возле стены.
Несколько пластиковых ящиков
было сложено друг на друга и застелено клеёнкой. Посреди импровизированного
стола стояла большая кастрюля, из которой торчал мосол, в мисках в бульоне
плавали куски мяса. Несколько мальчишек и девчонок хлебали горячее варево,
другие сгрудились возле небольшой девчушки, державшей на коленях книгу и
читавшую её вслух, ещё несколько мальчишек резались в карты.
– Д-добрый вечер, –
проговорила изумлённая Рита, увидевшая столь мирную картину.
– Чо припёрлась, бабка?
Никак, девку нам привела?
Вставший с матраса вожак
обошёл вокруг Риты и ткнул в неё пальцем:
– Тощая, не люблю тощих, –
презрительно плюнул на пол вожак и, потеряв к Рите интерес, снова обратился к
бабе Кате:
– Чего тут вынюхиваешь?
Думала, съели твоего внучка? Да его и Фидель жрать не станет, одна кожа да
кости. Правда, Фидель?
Собака, виляя хвостом, подошла к вожаку и, обнюхав бабу Катю,
чихнула.
– Ха-ха-ха, – засмеялся
вожак. – Даже собака на тебя чихает!
От компании, читавшей книжку,
отделился Егор и встал рядом с вожаком.
– Не надо, Андрей, –
примирительно сказал он, – баба Катя – хорошая.
– Все они хорошие. Были
когда-то, – уточнил вожак. – А теперь все слиняли кто куда.
– Ну, так баба Катя-то не
слиняла! – умоляюще глядя в глаза Андрея, проговорил Егор, переминаясь с ноги
на ногу.
– Не слиняла, не слиняла, –
передразнил его вожак. – И чо нам теперь с ней делать? Нафига нам старый мамонт
и тощая палка?
– А ты погодь
разбрасываться-то! – наконец вышла из ступора от увиденного баба Катя. – Я,
милок, много на своём веку повидала, много знаю, многому научить смогу.
– Насмешила бабка, животики
надорвать можно! И чему ты нас учить собралась? Как мертвяков в снегу
откапывать, да в котле варить? Это мы и без тебя могём. Засунь свои знания,
знаешь куда? – Андрей снова презрительно сплюнул сквозь зубы, – Хочешь жить,
вали отсюда! И тощую свою забери.
– А ты бы послушал сначала,
что я скажу, а потом уж решай, гнать меня али оставить, – и баба Катя вытащила из-за пазухи
географическую карту. – Мертвяков жрать дело нехитрое, только где брать их
будете, коль всех сожрёте? Друг за дружку приметесь?
Все с интересом слушали
перепалку вожака и бабы Кати, бросив свои занятия. Раздались несмелые голоса:
– Пусть скажет, Андрей, давай
послушаем.
– Ладно, говори, – вожак
снова уселся на матрац, сделав вид, что внимательно слушает бабку.
Баба Катя, тыча в карту
пальцем, долго и обстоятельно объясняла свою задумку, почему идти нужно на
север, а не на юг. Сгрудившиеся вокруг неё ребята внимательно слушали, лишь
изредка задавая вопросы. Даже Фидель, как бы понимая серьёзность обсуждаемого
вопроса, сидел тихонько рядом со своим хозяином,
белокурым ясноглазым мальчишкой.
После того, как баба Катя
закончила, мнения разделились. Сквозь шум и крики спорящих, можно было понять,
что идти на север оказалось мало желающих.
Андрей сидел на матрасе и с
умным видом чистил перочинным ножом ногти. Было понятно, что он не одобряет
бабы Катину задумку.
Когда шум стих, он поднялся с
матраса и сказал, обращаясь к ребятам:
– Бабка – ненормальная!
Только ненормальные могут пойти на север. Пока жрачка есть, я буду сидеть тут.
А кто хочет с ней на север, идите, мы никого не держим! А может, кто на юг
хочет? Путь свободен!
И он снова сел на матрас,
давая понять, что разговор окончен.
Глава третья
Рита стояла в сторонке и не
встревала в разговоры. Ей было всё равно, идти куда-то или остаться здесь. Она
не сводила глаз с миски, в которой плавали большие куски мяса. Пухленькая
девчонка с конопушками на щеках отодвинула миску в сторону и внимательно
слушала, о чём толковала ребятам баба Катя.
«Откуда у ней конопушки?» –
подумала Рита и подвинулась ближе к столу. Никто не обращал на неё внимания,
все оживлённо обсуждали бабы Катино предложение. Рита оглянулась по сторонам и,
убедившись, что на неё никто не смотрит, схватила из миски кусок и затолкала
целиком в рот. Рот наполнился забытым вкусом тёплого мяса. Кусок не помещался
во рту, Рита закрывала его ладошкой, пытаясь затолкать поглубже, но ничего не
получалось. Рита поперхнулась, закашлялась. Она судорожно пыталась схватить
ртом воздух, но мясо застряло в дыхательных путях.
Схватившись руками за горло,
она только что-то мычала. Лицо её приобрело синюшный оттенок, глаза закатились,
и она с мягким стуком упала на пол.
Все сразу обернулись на шум.
– Ритка! – бросился к
сестрёнке Егор. Бабушка не могла понять, что случилось с внучкой, почему она
упала. Ритины руки разжались, судорога прошла по всему телу, и она обмякла.
– Господи, да что же это такое! За что ты нас караешь! – обратилась к
невидимому Богу баба Катя, глядя куда-то в потолок.
– Риточка, доченька! – она повернула Риту на спину и попыталась делать
искусственное дыхание. Но, открыв внучкин рот, увидела в нём большой кусок
мяса, застрявший в горле. Глаза Риты были широко открыты, в них читалось
удивление и непонимание того, что с ней произошло.
Перевернув внучку на живот,
бабушка стала стучать Рите по спине.
– Да помогите же, хоть
кто-нибудь! – в отчаянии крикнула она стоявшим рядом ребятам и безучастно
наблюдавшим безуспешную борьбу бабы Кати за жизнь внучки.
– А чо тут помогать. Не
видишь что ль, кранты ей. Трупак, короче, – спокойно разъяснил ситуацию Андрей, пощупав вену на шее Риты и заглянув
ей в глаза.
– Нет, нет, – повторяла баба
Катя, не желавшая поверить в смерть внучки. Она попыталась пальцами вытащить
застрявший кусок, но тот только глубже протолкнулся в гортань.
Баба Катя с громким криком схватила внучку и, прижав к груди, стала подвывать,
раскачиваясь из стороны в сторону. Ритина голова болталась, как у тряпичной
куклы.
Дети стояли рядом с каменными лицами, не решаясь прервать бабушкины причитания.
Фидель поджал хвост, подошёл к бабе Кате и стал вторить ей заунывным воем.
– Фу, Фидель! – прикрикнул на него, по-видимому, хозяин, худенький белобрысый
мальчик, с торчащим на макушке вихром.
– Плачем горю не поможешь, – рассудительно сказал он. – Померла твоя внучка,
назад не воротишь. Хватит слёзы лить, нужно дела делать. Мы вот решили, с вами
пойдём, – и он показал на двух мальчишек и девчонку, которые встали рядом с
ним.
– Кончай, давай, мокроту
разводить. Ну, померла девка сейчас или днём позже, какая разница? – с
философским спокойствием сделал окончательный вывод Андрей. – Ты не одна
осталась, внук у тебя пока жив. И вон ещё, – он кивнул на стоящую рядом
четвёрку, – тоже жить хотят.
Баба Катя посмотрела на
застывшего в ужасе Егора и четверых ребятишек, с надеждой и сочувствием
смотревших на неё, бережно положила Риту
на пол и вытерла концом шали бежавшие по щекам слёзы.
– А остальные? – всхлипывая, спросила она.
– Ну, кто ещё? – вожак встал с матраса и подошёл к столу. – Кому ещё здесь
кусок в горло не лезет?
Подростки с виноватым видом отошли от бабы Кати и расселись на матрасах.
– Видишь? Им и здесь неплохо. А вы можете идти, а девку нам оставьте. Всё равно
она уже не ходок. Да, и вот ещё…
Он порылся в наваленном в углу тряпье и вытащил оттуда небольшой пакетик соли и
коробок спичек.
– Это вам. В дороге пригодится.
Глава четвёртая
Но бабушка не хотела
сдаваться просто так.
– Внучку я вам на съедение не
оставлю. Не по-христиански это…
Но замолчала под взглядом
осуждающих глаз волчат.
– Да, да, она тоже хотела
съесть человечину! Но ведь это был чужой, незнакомый человек! Поймите, вы, что
это моя внучка, внучка!
И она опять зарыдала, упав на
тело Риты.
Наступило неловкое молчание.
– Да ладно, чего уж там. Да и
есть-то в ней особо нечего, доходяга, – виновато произнёс Андрей.
– Пусть её крысы сожрут, –
всё-таки добавил он, скорее по привычке, чем из желания досадить.
Отодвинув бабу Катю в
сторону, он приказал ребятам постарше:
– Берите, понесли наверх.
Риту затолкали в мешок и
потащили по ступенькам вверх.
Баба Катя ползла сзади, не
доверяя волчатам.
Выдолбив во льду небольшую
ямку, положили в неё тело Риты и закидали сверху разным железным хламом,
натасканном из ближайших домов. Получилась импровизированная могила.
Баба Катя села рядом на снег,
плечи её сотрясались от судорожных всхлипываний.
Глядя на худенькую несчастную
женщину, ещё недавно бывшую такой сильной и смелой, Андрей сказал:
– Пошли в берлогу, а то и до
севера не дойдёшь, – и поднял её с земли.
Видя проявленное к себе
участие, баба Катя разрыдалась ещё горше:
– Ведь я на неё рассчитывала,
на Ритку! Я-то что, я – старуха! Где уж мне одной с ребятёнками до севера
дойти!
– Д-да, дела… На месте
разберёмся, пошли, – снова подтолкнул бабу Катю вожак в сторону своего логова.
В убежище было непривычно тихо.
Андрей снова залез в кучу тряпья и достал оттуда бутыль с мутной жидкостью.
Плеснув из неё в кружку, он протянул её бабе Кате:
– На выпей, полегше станет.
Жидкость пахла резко и
противно. Не спрашивая, что это, баба Катя разом вылила всё в рот. Пищевод
обожгло, дыхание перехватило.
– Закуси, – протянул Андрей
кусок мяса.
Голова у бабы Кати
закружилась, ноги стали ватные, и она сползла на ближайший матрас. Через
несколько минут она уже спала.
– Пашка, Светка, идите сюда,
– подозвал Андрей мальчишку с собакой и конопатую девчонку.
– С бабкой идти хотели?
Ребята закивали головами.
– Тогда нужно собираться.
Пошарим по окрестным домам и магазинам, глянем, что может пригодиться. Может,
чего полезного осталось.
Собрав с собой ещё нескольких
ребят, вожак во главе группы отправился в хозяйственный магазин, чтобы найти
какой-либо подходящий инструмент для похода.
– Я – с вами! – подошёл к
Андрею Егор.
– Нет, ты остаёшься с бабкой.
Береги её, понял?
На улице уже наступила ночь.
Полная луна освещала своим мертвенным светом ледяное безмолвие. Только слышно
было возню и писк крыс, деливших в снегу свою добычу.
Скрип снега под ногами
раздавался далеко вокруг. Дверь в магазин была выбита, огромный сугроб,
наметённый внутрь, разрывала цепочка свежих следов.
Бежавший рядом с ребятами
Фидель громко залаял.
Из дверей вышел большущий
мужик, в рваной шапке-ушанке, длинном, расстёгнутом пальто и босой. В руках он
держал топорик. Глаза его бешено вращались, рот перекошен.
– А-а-а! Убью! – бросился он
на ребят, махая топором.
Все кинулись врассыпную.
Только Светка слегка замешкалась.
– Папка? – неуверенно
произнесла она.
Мужик слегка напрягся, но
через минуту Светкина голова лопнула, как орех, забрызгав всё вокруг кровью и
мозгами.
В глазах мужика на минуту
появилось узнавание, но сразу же глаза снова замутнели и он, бросив в Светку
топор, побрёл в сторону от магазина.
Фидель, громко лая, ринулся
за ним.
– Фидель, назад! – крикнул
ему Пашка.
Ребята, слегка отошедшие от
очередного происшествия, окружили мёртвую Светку.
– Он, что, правда, Светкин
отец? – выпытывали они у Пашки.
– Да вроде он, дядя Вася, наш
сосед. Не думал я, что он ещё жив. Когда тётю Лизу, его жену, увели с собой
бандиты, он с ума сбрендил. Светка от него и сбежала к нам.
– Не повезло Светке, – рассудили
волчата.
– А топорик ничего, острый, –
пробуя лезвие рукой, произнёс Андрей. – Пусть сгодится для доброго дела.
Глава пятая
Хотя баба Катя и спала, но сон её был чуток. Сквозь
сон она слышала, как вернулись волчата, шумно о чём-то споря. Егор что-то
кричал, а в ответ слышался примирительный голос Андрея. Глухо стукнуло об пол,
словно упало тяжёлое тело.
Баба Катя с трудом разлепила глаза и тут же всё
вспомнила. Её внучки Риты больше нет. Не было никакого желания жить и что-то
делать. Внутри поселился комок льда, выстуживая все чувства и эмоции.
Она встала с матраса и подсела к столу, без интереса
глядя на детей. И тут её взгляд наткнулся на Егора. А как же он будет без неё,
один с волчатами? Чувство жалости к внуку заполнило её замёрзшее сердце. Надо
жить, жить хотя бы для того, чтобы Егор не чувствовал себя одиноким. Да и
другие дети, хотя бы те, что решили пойти вместе с ней. Это были самые младшие
из подростков, те, кому не хватило родительской любви, которые хотели найти
участие в ней, бабе Кате.
Да, она будет их поддержкой и опорой, их новой семьёй.
Без неё они так и останутся бусурманами, волчатами.
Бедные дети! Жестокий мир породил в них жестокость, но
всё-таки лучики света прорывались сквозь ледяную кору равнодушия.
Баба Катя поискала глазами Свету, девчушку с
конопушками. Но её среди ребят почему-то не оказалось.
Посреди логова валялся окровавленный мешок с
очертаниями человеческого тела внутри. Неужели? Баба Катя охнула, и подбежала к спорящим о чём-то Егором и
Андреем.
– Света где? – выдохнула она.
– Здесь Света, – отведя глаза в сторону, показал на
мешок Андрей.
– Не уберегли! – вскрикнула баба Катя.
– Не на прогулку ходили, – со злостью ответил Андрей,
– вам вещи собирали.
И он вывалил из соседнего мешка пару котелков, миски,
кружки, ложки и ножи. Рядом поставил канистру с керосином и походный примус.
– На первое время, думаю, хватит, – пояснил он.
– Ты мне зубы не заговаривай! Кто Свету …
Андрей исподлобья глянул на бабу Катю.
– Я, что, совсем зверь? Светку папаша родной пришиб.
Есть такие папаши, которых на свете лучше бы не было.
Баба Катя вспомнила своего мужа, который измывался над
ней и их дочкой. Да, лучше бы такие вовсе не родились. И тут же спросила:
– А сам-то, каков? Помнишь, как мы встретились?
Андрей потупился:
– Ну, было и было. Пошутил я.
– Ладно, – примирительно сказала баба Катя. – Кто
прошлое помянет… Да, а еды в дорогу где возьмём?
– А еда – вот она, другой еды нет и не будет, – Андрей
ткнул носком сапога в мешок с мёртвой Светой. Он ожидал возмущения со стороны бабы Кати, но закричал
стоящий рядом Егор:
– Я Светку есть не буду! Что, больше мертвяков нет?
Баба Катя вопросительно посмотрела на Андрея, понимая,
что Егор прав. Нельзя есть своих товарищей, чтобы оставаться людьми, а не
волчатами.
– Ладно, ваша взяла. Завтра чего-нибудь другого
поищем, а Светку закопаем, – согласился вожак.
Глава шестая
Утром всё пошло наперекосяк.
С вечера решили идти по домам в поисках тёплых одеял и одежды. Глеб и Олег
отказались идти со всеми.
– Нам это не нужно, – заявили
они, – мы не собираемся никуда идти с бабкой.
– И, вообще, что вы тут с ней
все носитесь? Андрей сам говорил, что она ненормальная! – Глеб демонстративно
разлёгся на матрасе и открыл книжку, которую читали дети.
«Волшебник Изумрудного
города», – прочитала на обложке баба Катя.
– А знаешь, про что эта
книжка? – спросила она мальчика.
– Про девчонку, попавшую в
волшебную страну, – ответил Глеб.
– И про это тоже, –
согласилась старушка, – но, главное – про дружбу и взаимопомощь. Ведь Элли
смогла вернуться домой потому, что у неё были настоящие друзья. И вы здесь живы
только потому, что вы все вместе.
Глеб ничего не сказал, а
сделал вид, что не слышал последних старушкиных слов.
«Ничего, пусть подумает», –
не стала больше приставать к пареньку баба Катя.
На улице разбушевалась
непогода. Сильный ветер крутил по дороге снежные вихри, сбивал с ног, жестокий
мороз пробирал даже сквозь тёплую одежду.
Дверь в подъезд ближайшего
дома была занесена большим сугробом снега. На раскопку ушло не менее получаса.
Наконец дверь открылась, и ребята тут же зажали носы. Из подъезда тянуло
тяжёлым трупным запахом.
– Странно, обычно в мороз
трупы не разлагаются, – задумчиво сказал Андрей, делая шаг в подъезд.
Собрав в двух пустых
квартирах несколько тёплых одеял, ребята открыли дверь в следующую квартиру и
были сражены вонью, доносившейся оттуда.
В квартире было относительно
тепло. Посреди комнаты стояла печка-буржуйка, рядом с ней куча поломанной
мебели и кресло, в котором спала молодая, измождённая женщина. На руках у неё
лежал свёрток, от которого исходил сильный трупный запах.
Услышав шаги ребят, женщина
открыла глаза. И вдруг лицо её перекосилось от страшной гримасы, она ещё
сильней прижала к себе вонючий свёрток, оскалила зубы и вдруг завизжала:
– Мой! Мой! Не отдам!
– Ещё одна сумасшедшая, –
сказал Андрей. – Пошли скорее отсюда.
Ребята рады были выйти на
мороз из вонючего подъезда.
– Видно дитёнок у ней помер,
– посочувствовал Пашка, теребя шерсть Фиделя. Проваливаясь в снег, они брели к
дому, возле которого Рита наткнулась на труп соседки.
– Склочная баба была, злая.
Мужа своего поедом ела. Так что не грех и её съесть. Главное – не отравиться,
яду в ней много было, – жёстко пошутила баба Катя. Но дети шутки не оценили.
Они шли, постоянно оглядываясь на подъезд с сумасшедшей женщиной. Два
сумасшедших подряд, не много ли?
Раскапывать соседку долго не
пришлось. Видно, она недолго пролежала в снегу. Решили тащить её по частям,
разрубив доставшимся им вчера топориком.
Андрей рубил, а остальные
складывали куски в мешки. Ребята уже заканчивали, как вдруг Фидель зарычал.
Шерсть у него поднялась на загривке, изо рта показались клыки.
Все в испуге обернулись.
Из-за угла дома показался огромный белый медведь. По-видимому, его привлёк
запах нарубленного мяса. Схватив мешки, волчата бросились бежать. Сзади
послышался визг Фиделя, и всё стихло.
Из последних сил ребята молча
бежали к себе в убежище. С каждым разом выходить на улицу становилось всё
страшнее. Что же будет дальше?
Глава седьмая
Пашка с размаху бросился на
матрас. На улице главное было – убежать от опасности. Здесь, в убежище, настолько спокойно и тихо,
что он дал волю свои чувствам.
– Фидель, Фидель, – слышно
было сквозь глухие рыдания.
У всех было паршивое
настроение. Светка, Фидель – кто следующий?
Им было хорошо и уютно здесь,
несмотря на грязные кирпичные стены, по которым сочились капли воды, запах
плесени, полумрак канализационного туннеля. Они не представляли и не видели
другой жизни. Тёплые, сухие квартиры, запах хлеба и щей, ласки родителей – всё
это осталось в далёком позабытом прошлом.
Лишь немногие из них были из
неблагополучных семей, у остальных были любящие родители и блистательное
будущее, погребённое теперь под глубоким слоем снега.
Теперь будущее у всех одно –
умереть здесь, в этом логове волчатами или, в надежде на лучшее, пойти с бабой
Катей.
Все угрюмо молчали, или
переговаривались вполголоса.
– Жалко Фиделя, – подала
голос девчушка, которая в первый день читала книжку.
Тут бабу Катю словно
прорвало:
– Да что ж вы за люди такие!
Собаку жалеете, а людей вам не жалко! Только и думаете, кого бы сожрать!
Каннибалы!
И сама же устыдилась своих
слов. Разве они в этом виноваты? Они выживают, как могут. Виноваты
безответственные взрослые, которые привели Землю к этой катастрофе. А дети – не
виновники, они – жертвы.
Дети не задумывались о
виновниках их трагедии, они просто жили, как могли. И слова бабы Кати глубоко
их задели.
– Каннибалы, да? – возмутился
Андрей. – А у тебя есть жратва? Если есть, то давай, накорми нас. А нет – так
молчи и жри, что тебе дают. Сама без нас сдохла бы вместе со своей…
Но тут же осёкся, поняв, что
наговорил лишнего и продолжил уже спокойным тоном:
– Пашкина собака – это всё,
что осталось у него от его семьи. Её ему отец купил. Он лётчиком у него был, на
Кубу летал, вот и назвал пса Фиделем. А вот Риткину мамку, – и он показал на
маленькую девчушку, – на её глазах
бандиты изнасиловали и убили. Она сама еле от них убежала. У неё уже сил для
жалости нет.
Девчушка лет десяти сидела на
уголке матраса безучастная ко всему.
– Риточка, внученька, –
заплакала баба Катя и, подойдя к девчушке, прижала её к себе.
– Ба, не плачь, - Егор
прижался к бабушке, пытаясь её успокоить.
Баба Катя спохватилась. Да
что же она делает? У всех этих детишек своё собственное горе. Нужно взять себя
в руки и вселить в них надежду на спасение.
Она поднялась с матраса и
подошла к Андрею:
– Нужно уходить отсюда всем.
Здесь нельзя больше оставаться. Этот город влечёт к себе всех хищников – и
зверей и бандитов. Есть трупы – тоже не выход. Многие люди умерли от чумы и
тифа. Рано или поздно, вы откопаете такой труп. Тогда вам всем конец. А так у
нас есть шанс спастись. Кто-нибудь из вас дойдёт до северных охотников.
Дети слушали с напряжённым
вниманием. Даже Олег с Глебом не стали возражать.
Андрей обвёл взглядом
примолкших волчат и сказал:
– Все слышали? Кто-нибудь
против? – все молчали. – Завтра, как рассветёт, выходим.
Эпилог
Выжившие
Ветер сбивал с ног, забирался
под воротник, бросал в лицо ледяные крупинки снега. Женщина брела в белёсой
мгле, не видя ничего вокруг. Сколько дней они шли через белую пустыню, одному
Богу известно. Солнце давно не всходило над горизонтом. Только бескрайнее
снежное поле и ни кустика, ни деревца. Она уже не помнила, когда последний раз
что-то жевала своим беззубым ртом.
Баба Катя из последних
старушечьих сил тянула санки, на которых в полузабытье лежали Егор и Рита.
Покинутые города и деревни,
попадавшиеся им на пути, давали возможность хоть как-то отдохнуть и
поднабраться сил. Но они же и забрали у неё почти всех ребят.
Однажды, в заброшенном доме
они нашли семью, сидящую за праздничным столом в скрюченных позах.
Застывшая на морозе кровь
алела у каждого под носом и в открытых в страшных гримасах ртах. Посредине
стола красовался большущий торт. Недоеденные куски лежали на тарелках и
валялись возле стола, выпав из ложек, выроненных из рук.
Ребята бросились к торту и
стали с жадностью запихивать большие куски в рот.
– Стойте, – закричала баба
Катя. Но было уже поздно. В страшных судорогах дети упали на пол, из носа и рта
у них потекла кровь. Через несколько минут всё было кончено.
Дети, которые не успели
ухватить свой кусок торта, в растерянности стояли у стола.
Андрей, самый старший из
ребятишек, подошёл к столу и взял с него яркий пузырёк. На пузырьке большими буквами
было написано: «Осторожно! Яд!»
С тяжёлым чувством покидала
баба Катя этот город. Притихший Егор шёл рядом и вдруг спросил:
– Баб Кать, а мы все умрём?
Почему?
Бабушка, погладив его по
голове, ответила:
– Понимаешь, Егорушка, люди
своими неразумными действиями разрушили экологический баланс, сложившийся за
тысячелетия. Мы расплачиваемся за собственные ошибки. Можно понять, когда люди
жертвовали своими жизнями в войну. Но тогда была надежда, что война закончится
и наступит спокойная, счастливая жизнь. А эти люди за столом не видели для себя
будущего, смирились. Ледяной апокалипсис собрал свою жатву. Но вот, что я тебе
скажу, внучек. Жизнью, подаренной тебе, разбрасываться не нужно. Мы будем
бороться, мы выживем в этом аду.
Андрей держался до последнего.
Он шёл за бабой Катей с обмороженными ногами и руками, исхудавший и
ослабленный.
В бреду он всё время повторял
одно и то же:
– Ты говоришь, что это –
солнце? Да знаешь ли ты, что такое солнце?
Баба Катя поначалу отвечала
ему:
– Солнце – это огромный
огненный шар, что каждое утро встаёт на востоке, а вечером пропадает на западе.
– Нет, Солнце – это мы, –
спорил с ней Андрей, – ведь мы всё время идём с востока на запад.
И лишь потом, на привале,
когда Андрей упал в изнеможении и больше не захотел вставать, баба Катя
увидела, что он весь горит в лихорадке.
«Солнышко наше, – беззвучно
плакала она, когда Андрей наконец-то затих, – что ж ты раньше времени
закатилось?»
Она уже жалела, что потащила
ребят на север. Пусть лучше бы умирали в своём убежище, в тепле и сытости.
Лучше б они умерли ещё тогда, от чумы или тифа, или их сожрал белый медведь. А
так, после стольких испытаний, голодные, замёрзшие, измученные…
Из двух десятков ребят
остались только они, внук Егор и маленькая Рита. Девчушка давно не испытывала
никаких эмоций, у неё даже не было сил плакать. В стайку брошенных ребятишек
она попала после того, как её мать при ней изнасиловали бандиты, а она сама
чудом сумела спастись.
Теперь баба Катя с трудом
тащила драгоценную ношу. Она тоже потеряла все чувства, кроме жалости к этим
двум ребятишкам, ради которых она только и жила, и брела сквозь бесконечную
ледяную пустыню.
Она уже почти ничего не
видела и не слышала, только бесконечный скрип снега под лыжами и тяжёлое
дыхание детей.
«Сейчас, сейчас, ещё немного,
ещё пару шагов», – уговаривала она себя, как вдруг ей почудился запах дыма.
Сквозь снежную метель баба
Катя услышала близкий лай собак. Ноги больше не держали бедную женщину, и она
опустилась в снежный сугроб.
Из ледяной мглы показалась
собачья упряжка, которой управлял закутанный в меха человек. Баба Катя с трудом
поднялась из сугроба, встала на колени и прошептала:
– Спаси моих деток, мил
человек!