Три усталые, измученные жизнью дамы сидели в полутёмном помещении.
- Пожалуй, пора начинать наше собрание, да? – неуверенно произнесла одна из них. – Больше уже не будем ведь ждать? Наверное, уже никто не придёт? А если придут, то и присоединятся по ходу, согласны? Я всех представлю, хорошо? Я Тереза, это Джульетта, наш старожил, а Герда у нас новенькая. Герда, может, ты начнёшь? Ты нам можешь рассказать свою историю, ладно? Мы никого не осуждаем, только поддерживаем, понятно?
- Понятно-понятно, - угрюмо отозвалась та, кого назвали Гердой, и хмуро осмотрела зал. – Вот, значит, как у вас тут устроено. Я не хотела приходить. Да только жизнь совсем замучила. Нужно с кем-то поделиться.
Герда помолчала, глядя в землю, а потом снова заговорила.
- Моего мужа зовут Джонсон. Мы с ним с детства знакомы. Вместе ходили в ясли. Потом судьба развела на какое-то время. А когда встретились вновь, я влюбилась. Просто голову потеряла. Джонсон казался очень хорошим. Поначалу по крайней мере. Я была молода, глупа. Не разглядела. Он говорил, что читает «Домострой». Тревожный знак. А я-то дура думала «Ах, какой начитанный! Вот повезло!». Одно слово – дура.
Герда прервала свой рассказ, подозрительно взглянула на товарок – не потешаются ли над ней. Но дамы слушали молча, сочувственно. И Герда продолжила.
- Он позвал меня в полёт. Покорил меня. Своей решительностью. Знал, чего хочет. На всё у него план был. Сказал, я буду его королевой. Позвал в полёт... А я, дура, согласилась. А что я теряла? Семья большая. Не дом, а настоящий муравейник. Все друг у друга на головах живём. А тут свобода. Возможность создать своё гнездо. С любимым. Он полетел. И я за ним. Накружились в небе. Натанцевались. Счастливое было время.
Герда умолкла. В её глазах появилось мечтательное выражение.
- Мы подобрали себе местечко для дома. Милое, уютное. Рядом ручей. Рядом, но не совсем близко. Чтобы фундамент не размывало. Сами понимаете. Потом сразу всё пошло наперекосяк. Знаете, что он меня заставил сделать? Сразу, как только мы приземлились? Говорит: «Отгрызи себе крылья». Представляете? «Тебе они больше не понадобятся. Только мешать будут». Так и сказал.
Герда всхлипнула, надолго замолчала. Потом продолжила через силу.
- Заставил меня строить дом… Потом рожать ему детей… Одного-двух ему было мало… Он же хотел всю землю заселить… Ублюдок… Не выпускал меня… Из комнаты… Ни ногой… Обращался как с дрянью… Зато называл… «Моя королева»… Всегда…
Герда зарыдала.
- Герда, милая, мы с тобой, подруженька! – поддержала плачущую подругу Джульетта. – Мы тебя хорошо понимаем. Ты уж поверь, сладенькая! Мы обе тоже пострадали от мужчин. Я-то в клубе уже давно, всяких историй наслушалась, дорогая моя! И свою тебе расскажу – тебе, может, легче станет.
Джульетта подала Герде платок и подождала, пока та вытерла глаза.
- Я тоже влюблялась, подруженька, - начала Джульетта. – Ох, что это была за любовь! Закачаешься! Не любовь, а шторм! Цунами! Описать невозможно! Без памяти влюбилась, про родню, про мамашу забыла. Про приличия забыла. Про всё. Его звали Ромео. Красавец! Силач! Стройный, умный. Знал Кафку и Достоевского. Мог часами о них рассказывать. Я убегала с ним из дому и слушала-слушала, наслушаться не могла. И наглядеться на него не могла, красавца эдакого! Видишь ли, подруженька, наш род и его род во вражде были. Мамаша мне всё говорила: не смей, мол, с ним шуры-муры крутить. Говорила, что он из кровных врагов, что я его убить должна, а не целоваться с ним. Говорила, что мы амазонки, что если уж у меня от него голову крутит, то можно с ним и переспать, но потом надо непременно убить, когда он этого ждать не будет. Мамаша-то у меня старой закваски. Ну а я-то я её послушаю-послушаю, покиваю, мол, всё поняла, а потом снова с ним убегаю. Мы с ним и рассвет встречали, и росой умывались – чего только не было.
Джульетта прервалась, чтобы попить.
- И секс был, да, девчонки! И какой! И детей я от него родила. Но только убить – не убила, конечно. Даже не думала о таком – Боже упаси! Не в средние же века живём! Да только права была мамаша. Это я уже потом поняла. Прихожу как-то раз домой с работы. Устала, детей надо кормить. А мой Ромео на диване перед теликом развалился. Смотрю на него – а от былого красавца и следа нет. Пузо у него торчит, весь обрюзг, осунулся, мышцы одрябли. Сидит и над тупыми шутками ржёт, словно тля какая. Куда только подевался мой красавец, мой умница? Сгинул, словно и не было его. Словно подменили, и вместо моего любимого поселили у меня дома вонючего страшилу. «Жена! Что на ужин будет?» - говорит. «Что на ужин будет», представляете? Сам весь день дома, а я ему готовь. Меня такое зло взяло. Кричу ему: «Ты когда работать пойдёшь, Ромео? Почему я тебя содержать должна и обслуживать?». А он смеётся так мерзко и отвечает: «Я работать не обучен. Сирота, папки не было. Научить было некому».
Джульетта замолчала, погрузившись в тяжёлые воспоминания.
- А ты? – подалась вперёд взволнованная Герда. – А ты что?
- Что-что, - нехотя отозвалась Джельетта. – Кончила его, подруженька. Голову оторвала, прямо на глазах у детей. Травма им теперича на всю жизнь. К психологу теперича их вожу. По вторникам и четвергам. Мамашу надо было слушать, а у меня в голове одна романтика была. Все мужики – оборотни, только выйдешь замуж – превращаются невесть во что.
- Сочувствую, - Герда осторожно обняла Джульетту, а потом взглянула на Терезу. – У тебя та же история? Как у нас?
- Пожалуй, что истории у нас у всех разные, да? – несмело улыбнулась Тереза. – Но у всех мрачные, точно? У меня проще всё было. Вышла замуж хоть и по небольшой любви, зато и без розовых очков, так? Был там один, звали Джеймсом. Рассудительный, сильный, надёжный, знаком такой тип? Вот за него и вышла. Поначалу хорошо всё шло, я довольна была. Потом детей захотела, тоже ведь у вас такое было? А Джеймс мне заявляет: «Я чайлдфри», представляете? Я в истерику, а он ни в какую. «Тебе надо – ты и суетись, а я тебе не помощник», каково, а?
Тереза задумалась, её крылышки затрепетали от нахлынувших воспоминаний, наполнив помещение тонким жужжащим звуком.
- У меня ведь медицинская проблема, - тихо продолжила Тереза. – Мне просто так не родить, понимаете? Нужен эликсир. Такие как я собираемся вместе и летим за эликсиром в паломничество. Только не все из того паломничества возвращаются. Опасное это дело. И Джеймс, мой Джеймс, бросил меня, представляете? Полететь со мной отказался, ясно? Бросил меня. У нас с ним хоть любви большой не было, но всё остальное было. Был дом на природе – в живописном местечке у болота. Семья была. Хозяйство. И он меня одну… На верную смерть, понимаете?
Тереза мучительно сглотнула, а потом взгляд её и голос сделались твёрдыми.
- Тогда во мне надломилось что-то, понимаете? А разве может быть иначе? Когда тебя предают? Я побывала в паломничестве и эликсир добыла. А как понесла, так вернулась домой и погнала этого Джеймса поганой метлой. Он крупнее, сильнее, да только со мной сладить не смог, ясно? Выгнала его, сечёте? Потом вокруг огляделась и увидела, что нас много таких – обиженных, униженных, несчастных, пострадавших от мужчин и от любви, понимаете? Мы нужны друг другу, да? Нам нужно место, где мы можем говорить о своей боли, не боясь непонимания и осуждения, верно? И я создала такое место…
Последнюю фразу Тереза произнесла вполголоса и это словно послужило сигналом. Джульетта тут же поднялась со своего места и обняла Терезу. Через небольшую паузу то же самое сделала и Герда. Так они и стояли какое-то время молча, а потом как ни в чём не бывало вскипятили воды и вскоре уже чаёвничали, мило болтая о пустяках.
Как только стемнело, эти измученные жизнью, но изрядно повеселевшие дамы засобирались по домам.
И вскоре они разошлись, пообещав друг другу снова увидеться через неделю.
Муравьиная королева Герда.
Богомолиха Джульетта.
Комариха Тереза.