За окном туман. Видимо, около сорока. Павел пригляделся к термометру, потёр окно — так и есть, минус сорок пять. В детстве радостно завалился бы спать — в школу же не надо. Но школа уже далеко, годы перевалили за тридцать, так что надо собираться на работу.
Хорошо соседке-переводчице, она может из дома работать. А ему по-любому нужно в офис. По морозу, темноте… Благо, идти недалеко. Закутаться в тысячу слоёв, замотать лицо шарфом и вперёд. Забрался в холодильник за Полярный круг вполне добровольно, так что изволь не ныть.
Ах ты ж смотри, пуховика соседского нет. Уже в офис ускакала, похоже. А, ну да. Должны же не то французы, не то итальянцы приехать, опытом обмениваться. Нашли время — холодища, разгар полярной ночи… Крайнесеверной русской экзотики им захотелось, что ли?..
Полдня Паша не мог перестать думать о соседке. Лена приехала сюда почти три года назад, незадолго до него. Вообще-то фирма, в которой они работали, старалась не селить в одной квартире разнополых сотрудников, но в их случае либо что-то напутали, либо решили, что они родственники (фамилии у них похожи, и на первый взгляд легко принять за одинаковые), но оказались они соседями. Да так и остались, не стали дёргаться. Точнее, не стал дёргаться Павел, а вот Лене, похоже, было абсолютно всё равно, какого пола будет её сосед.
В офисе её за глаза прозвали Снежной королевой — за эти годы она ни с кем не подружилась, не сблизилась. Держалась особняком, чётко обозначая границы. От неё так и веяло холодом и неприступностью. Улыбалась только уголками губ, из вежливости, никто не слышал её смеха, не видел её слёз.
Никто, кроме Паши.
Однажды ночью он уловил из соседней комнаты странные звуки. Прислушался, понял, что это сдерживаемые всхлипы. А в другой день он услышал, как Лена засмеялась во время разговора с кем-то из родных. И с тех пор потерял покой. Ему захотелось, чтобы она оттаяла. Захотелось снова услышать этот искренний, почти как у ребёнка, смех, увидеть настоящую улыбку. Понять наконец что за человек делит с ним квартиру.
Взглянул на экран телефона. О, уже сорок. Жить становится лучше, жить становится веселей, а вообще можно и пообедать.
В столовой заметил Лену. Она как всегда сидела одна, уткнувшись в телефон. Вежливо спросил разрешения, устроился напротив и тут же был огорошен вопросом:
— Павел, что это такое вчера было?
Удивлённо посмотрел на соседку. Она действительно обращалась к нему. Тихо, почти не поднимая взгляда от телефона, но явно к нему.
— Я про завтрак.
Ах вот в чём дело.
— На меня напал бес-готовун, — обезоруживающе, как ему казалось, улыбнулся Паша. — А я столько не съем, захотелось с тобой поделиться. Живём в одной квартире четвёртый год, а всё на уровне «привет-пока».
Приврал, конечно. Ему изначально хотелось что-то приготовить, чтобы её угостить. Попробовать как-то сблизиться. Похоже, не очень удачно.
— Паш, было, конечно, очень вкусно, спасибо. Но, пожалуйста, не нужно так больше делать.
— Почему?
— Я не хочу сближаться с людьми. Даже с тобой, извини. Меня вполне устраивает уровень, на котором мы существуем.
Даже говорит не как остальные. Или все переводчики-полиглоты так общаются?
— Так мы договорились? — Елена наконец подняла на соседа взгляд. Открытый, прямой, но обжигающе холодный. Павел поёжился. — Вот и славно.
Она собрала посуду, убрала телефон в карман и удалилась. Павел покачал головой и принялся наконец за обед.
После обеда началась привычная беготня по кабинетам — постоянно у кого-нибудь что-нибудь не работало. Пришлось даже задержаться. Зато, выйдя из офиса, сразу понял: стало ещё теплее, ветер стих. Взглянул на рекламный щит — с недавних пор он показывал текущую температуру и скорость ветра. Ну вот, тридцать с копейками, всё не так страшно. Можно даже не так закутываться. Впрочем, самое главное, что дома тепло.
А ещё там Лена.
Да что ж такое! Павел тряхнул головой, накинул капюшон и зашагал домой. В его планах было поужинать, посмотреть несколько серий нового сериала и наконец-то выспаться, благо завтра выходной.
Но среди ночи Пашу разбудил стук в дверь. Подумал, что показалось, не стал подниматься. Звук повторился, причём настойчивее. Заставил себя встать, распахнул дверь.
На пороге стояла Лена. Которая явно не ложилась спать.
— Одевайся и приходи на кухню. Мне нужно с тобой поговорить. — тоном, не терпящим возражений, произнесла она и удалилась. Почему-то перечить он не посмел, быстро оделся и последовал за ней.
С удивлением обнаружил на столе бутылку коньяка, две рюмки и какую-то закуску. Непонимающе посмотрел на соседку.
— Ты же коньяк пьёшь? Садись.
— Лен, три часа ночи…
— Завтра выходной, не переживай.
Она налила коньяк, подвинула одну рюмку Паше, другую, не дожидаясь его, залпом опрокинула в себя. Поморщилась.
— Три года крепкого не пила… — помолчала, взглянула на недоумевающего соседа. — А ты ведь даже не понимаешь, что натворил.
— Если что-то натворил, прости. Я не со зла, я…
— Три года работы над собой коту под хвост… Ты думаешь, переводчик с моей квалификацией, опытом и стажем здесь задницу морозит только из-за денег?
Лена поднялась, прошлась по кухне. Павел прекрасно понимал, что ему сейчас лучше молчать и не задавать вопросов, чтобы не спугнуть. Но ему действительно не давала покоя мысль, почему Елена оказалась здесь, за Полярным кругом, хотя с четырьмя иностранными языками вполне могла быть где-то за границей. Возможно, даже не по работе.
Соседка тем временем сделала себе коктейль, бросила в стакан пару кубиков льда, села, рассматривая, как они покрываются пузырьками от колы.
— Знаешь, я тебе всё же кое-что расскажу. Только одна просьба. Никому не говори об этом разговоре. Пусть для всех я останусь Снежной королевой. Да не смотри так, я прекрасно знаю, что меня так называют. Вот только я не Снежная королева. Я Кай. Кай в женском обличье.
— Погоди. Ему вроде льдинка в сердце попала?
— Не льдинка, а осколок зеркала. А вот я вполне добровольно запустила себе в сердце лёд. Даже не льдинку, а льдину. Почти айсберг.
Лена замолчала, словно собираясь с мыслями. Паша смотрел на неё и вдруг понял, что видит перед собой не холодную, почти бесчувственную особу, которую ничто и никто не волнует, кроме работы, а беззащитную, очень одинокую молодую женщину, уставшую от этого одиночества, от ежедневной маски, которую сама решилась носить, и чего-то ещё.
— Я восемь лет отдала одному человеку. — наконец тихим голосом продолжила она. — Большая любовь, первый мужчина, все дела. А он… Замуж так и не позвал, всё отшучивался, менял тему. А потом и вовсе изменил. И, как выяснилось попозже, неоднократно.
— А ты? Сразу сюда? — вырвался у Павла вопрос. Лена отрицательно покачала головой:
— Нет. Собрала вещи, сняла комнату. А там подруженька лучшая начала мне по ушам ездить. Мол, что ты психуешь, всё наладится и вообще — хороший левак укрепляет брак, блаблабла… В общем, её тоже послала. А потом уже, через пару недель после этого наши с тобой работодатели нарисовались. Я как цифры увидела… В общем, всё бросила, поехала сюда. Думала, если не получится заморозиться, так хоть на жильё заработаю. Ну или на первый взнос. Потому что выть от одиночества лучше в своей квартире, в не в съёмной. Ну и начала всё с чистого листа. С нуля. И стала потихоньку уходить в минус. Чтобы заморозить чувства, эмоции, эмпатию — всё, что мне принесло только боль. И боль тоже заморозить. Насквозь, до самой сердцевины. Чтобы потом взять и расколотить эту глыбу льда в мелкую крошку к чертям собачьим. А здесь, в этом холодильнике, это сделать куда проще, чем в тёплом климате. И у меня ведь почти получилось!!! А тут ты со своими оладьями!
Лена сердито замолчала и снова принялась разглядывать лёд в стакане. Паша тоже молчал, переваривая услышанное.
— Какой же ад у тебя внутри, раз ты так хочешь и пытаешься себя заморозить… — наконец сказал он. Соседка усмехнулась:
— Ну, вот так как-то. Мне так проще. Легче. Спокойнее. А всё остальное неважно. Я слишком долго подстраивалась под других в ущерб себе… Ну а ты?
— А что я?
— С какого перепугу ты решил в Герду поиграть?
— Иногда я слышу, как ты плачешь ночью. А две недели назад услышал твой смех. — признался Павел. — Искренний, настоящий, почти детский. Я думал, взрослые никогда так не смеются. Оказывается, ошибался. И мне захотелось снова услышать, как ты смеёшься.
Лена выдохнула, провела руками по лицу.
— Ой дурак… Паш, если это подкат, то он не засчитан. Если ты рассчитывал на какие-то отношения или просто секс, то забудь. Я тебе уже говорила: не хочу сближаться с людьми. Они предают, обманывают, дают идиотские советы, вытирают ноги, покрывают обманщиков… Может, конечно, ты не такой, но я не хочу проверять. Сильно обожглась,
хватит.
В её голосе послышались слёзы. Вместо ответа Паша потянулся к бутылке, налил себе, выпил. Посмотрел на соседку:
— Я прекрасно тебя понимаю. Но поверь, я действительно хотел услышать твой смех. Хотел, чтобы ты немного оттаяла. И, похоже, получилось, раз уж мы пьём коньяк в три часа ночи, а ты рассказываешь о причинах своей заморозки.
— Ты чёртова Герда. Даже не спросил, хочу ли я этого.
— Тогда уж Герд. А ты Кайя. — улыбнулся Паша. — Ты прости, но холодильник нужно порой размораживать. Посмотри, даже на улице потеплело. — он показал на экран включенного телевизора. Местный канал мигнул числом –28. — В детстве на какой-то Новый год похожее было. Утром 31 декабря сорок, к полуночи стало 20. Может, тогда тоже кто-то вот так оттаял?
Лена не ответила. Она залпом допила свой коктейль, сделала новый.
— Иди спать, Герд. А то чёрт знает до чего ещё договоримся. Я и так сказала больше, чем следовало. — наконец произнесла она.
— Слушаюсь и повинуюсь, Кайя, — Павел отвесил церемонный поклон и направился к выходу. Он уже перешагивал порог, когда Лена окликнула его.
Обернулся.
— Спасибо. Наверно, мне действительно нужно было выговориться.
Лена улыбнулась. Открыто, тепло.
И эта неожиданная улыбка, как показалось Паше, озарила полярную ночь ярче любого самого сильного прожектора.
Он улыбнулся в ответ. Операция «Разморозка» началась успешно.