– Лохматый, у тебя осталась вода?
Гера смял в руке пластиковую бутылку и бросил ее на землю. Черная бесплодная почва и покореженный пластик – вещи из двух разных миров смотрелись нелепо друг на друге.
– Зачем ты так? – Милка подняла бутылку, стряхнула с нее пыль и сунула в заплечную сумку. – Еще пригодится. А если пить хочешь, на, возьми мою воду. Мне все равно ничего в горло не лезет.
– Плохой признак, – Гера улыбнулся почти беззубым ртом, но бутылку все-таки взял. – Твое здоровье, красавица.
– Геракл, давай без драмы. Мы почти добрались, – Лохматый присел на бетонную плиту рядом с Милкой, и она в тут же скользнула в его объятия.
– Ты веришь в успех? – Гера допил воду, но бутылку в этот раз бережно протянул Милке.
– Как и ты, – Лохматый провел рукой по лысой голове. – И не придуривайся, не верил бы – не увязался бы с нами.
– А может, я хотел в последний раз увидеть этот мир, – Гера растянулся на соседней бетонной балке и мечтательно уставился вверх. – Увидеть звезды в бездонном океане неба, услышать, как полощется зелень на ветру, как кричат птицы на закате.
– А ты романтик, Герка, – Мила подняла глаза к небу, словно действительно надеялась увидеть на нем звезды, а тусклый купол, подернутый пеленой пыли. – Я тоже хотела бы однажды снова увидеть звезды. И солнце. И чтобы трава росла на лугах, а по ней детишки бегали. Как раньше было.
Мир вокруг безмолвствовал. Черная, выжженная земля, ошметки оплавленного металла и груда камней – все, что раньше называлось городом, теперь было декорацией нового мира. Ядовитого, мертвого мира, замершего в бесконечном отчаянии своего существования.
– И еще будет, – Лохматый нежно коснулся губами лба девушки. – Именно поэтому мы идем к старым богам. Они помогут.
– Против ядерной зимы даже боги бессильны, – цокнул языком Гера. – Вы же знаете, мы оказались в самом неблагоприятном сценарии. – Мы ждали год, пока пыль рассеется. Но атмосфера не сумела очиститься. Мы ждали пять, но температура оставалась слишком низкой, а земля – непригодной для растений. Мы ждали десять – все говорили, что десяти лет достаточно для того, чтобы мы смогли снова увидеть солнце. Но снег превратился в камень, и мы заперты в этом проклятом холодильнике навсегда!
Последнее слово Гера выкрикнул в пустоту и зашелся долгим, надрывным кашлем. Кашель сменился бессвязным бормотанием и безумным смехом. Милка дернулась, пытаясь сорваться с места и броситься на помощь к другу, но Лохматый только сильнее прижал ее к себе.
– Мила, не надо. Ему не поможешь. Сама знаешь, все признаки говорят – осталось недолго.
Милка с шумом втянула воздух и замерла, пытаясь подавить подступающие к горлу рыдания. Смотреть на то, как мучается Геракл, она так и не привыкла. Ни сейчас, ни десять лет назад, когда он только вернулся с войны в их новый подземный город. Антон Герасимов, получивший неслабую дозу облучения, вошел в историю новой медицины. Принять на себя несколько Грей, зацепив опасную радиоактивную зону по дороге домой, и выжить вопреки всем прогнозам врачей – так мог только Геракл. С того момента парня иначе не называли.
– Я не верю в богов, – хриплый голос Геры раздался внезапно и заставил отвлечься от невеселых мыслей. – Вы как дикари, честное слово. Вас загнали под землю на несколько лет, и вы уже готовы верить в сказки. Я для вас – древнегреческий герой, надежда мира, вестник новой эры людей! А где-то на поверхности живут боги. Да нет никого! Боги отвернулись от нас, как только мы нажали красную кнопку!
Герка снова зашелся в кашле, но его слова задели Милу за живое.
– А вот и не прав ты! Сам знаешь, в мире есть силы, которые нашему разуму пока неподвластны. И они могут помочь!
– Я верю в науку, Милочка. А религия – фикция, пыль.
– Разреши каждому верить в то, что ему важно! – Милка чувствовала, как у нее загорелись щеки. Спорить с умирающим другом как-то неблагородно, но лезть грязными руками в самое сокровенное она тоже не могла позволить.
– Все правильно, – Геры выдохнул и вроде как успокоился. – Верить обязательно надо. Хоть во что. Ты верь, Мила, не сдавайся.
– Если ты хочешь научного подхода, – вступил в разговор Лохматый, – то можешь верить в Монолит. Я не про тот, что в Сталкере, а наш, родимый. Большие объемы свободной энергии сгустились и стали чем-то вроде сверхсилы. Есть теория, что именно эта сила согреет планету и вернет нас к жизни.
– Эта теория мне нравится больше, – сонно пробормотал Гера.
Милка уже спала, утомленная дневным переходом. Ее голова в растрепанной вязанной шапочке грела грудь Лохматого куда лучше термокостюма. Сам он все никак не мог заснуть и гонял в голове одну мысль за другой. Эпидемия, разразившаяся в подземном городе, вскоре добралась бы до их отсека. Пугать Милу он не хотел, и ее желание попросить у богов благословения перед свадьбой пришлось как нельзя кстати. Геракла, оставшегося почти без иммунитета и с бульоном вместо костного мозга, зараза доконала бы первым. Но Гера точно не из тех, кто мечтает умереть в своей постели. Пусть это его последнее путешествие, но он побудет вместе с друзьями. И, возможно, увидит солнце новой жизни. Чем судьба ни шутит, вдруг и правда боги, Монолит или какая угодно другая безымянная сила все же существует.
Серое утро, еще более холодное, чем ночь, наступило внезапно. Друзья в тишине разделили паек и запили холодной водой. Ни Герка, ни Мила не хотели есть, но Лохматый настоял – без энергии тело ослабнет и замерзнет даже в термокостюме. До точки, отмеченной на карте религиозных фанатиков, оставалось совсем немного. Что будет там, Лохматый не знал. Да это не главное, важно, что зону эпидемии они покинули. А дальше… Случится чудо, или Лохматый что-нибудь обязательно придумает.
К полудню пришлось сильно замедлиться, а еще через пару часов сделать привал. Герка чувствовал себя все хуже, все чаще давился страшным кашлем, отхаркивал кровь и нес отборную чушь.
– У меня вместо сердца счетчик Гейгера, – выдал он после одного из приступов жуткого, потустороннего смеха. – Радиация растет. Я не шучу.
– Вставай, дружище, – Лохматый закинул его руку на плечо и потянул вверх. – Больше валяться нельзя. До ночи мы будем на месте и загадаем свои желания. Давай же! Немного, совсем немного осталось.
Мила подхватила едва стоящего на ногах друга с другой стороны и, ласково увещевая, потащила его вперед.
Руины города остались позади, и путникам открылся вид на огромный карьер, испещренный точно метеоритным дождем. Мелкие кратеры, меньше игольного ушка, и крупные, как от пушечного снаряда, пронизывали всю толщу железобетонной облочки. Сажей пропитано все – от песка под ногами до отравленного черного воздуха. Места мертвее этого сложно представить. Даже скелет города, разрушенный, размолотый в пыль, сохранял память о былой жизни. Здесь же – полнейшее ничто.
Геракл разжал руки и рухнул на землю. Его глаза лихорадочно блестели, на лбу выступила испарина, пальцы выворачивались в страшной корче. Милка присела рядом и попыталась обнять ладонями его лицо. Герку трясло. С последними силами из его груди вырывались и обрывки былого кошмарного смеха.
– Черные боги, Милка… Ахакх, мертвые боги! Они тоже погибли. Хах, мы их убили. Всех убили!
Гера замер, уставившись остекленевшим взглядом в пыльное небо. Милка плакала, обняв тело умершего друга. Лохматый вытащил из заплечной сумки счетчик Гейгера и вставил в него пару драгоценных батареек. Прибор затрещал, сходя с ума от зашкаливающих показаний.
– А ты, Геракл, как всегда, оказался прав. Радиация росла. Ты ведь ее на вкус знаешь, на запах.
– И нет никаких богов, – внезапно спокойная и собранная Мила поднялась с колен и взглянула на жениха. – Он все знал. Куда лучше нас знал этот мир.
Лохматый молча прижал ее к груди и позволил себе вытереть кулаком заслезившиеся глаза.
– Осталось ведь немного, да? Только этот день? – Мила взяла Лохматого за руки. – Так давай проведем его вместе на пороге этого мира.
Мутный закат догорал на горизонте. Уходящие за пыльную землю лучи на мгновение озарили три фигуры, ютящиеся на самом краю огромной воронки. И их поглотила тьма.