— Тяга! Ребята, ну тяга же! — Андрюха скрючился над узкой щелью, открывшейся в дне шурфа.
[Сноска: шурф (здесь) более или менее прямоугольная в сечении яма, которой вскрывают вход в подземелье]
— У тебя полметра назад уже была тяга — скептически протянул я. — И еще полметра выше. И сразу, как дерн сняли… - впрочем, надо отдать должное: корешки над новой щелью и правда покачивались, будто бы от несильного ветерка.
— Нет, ну то было… Не то это было, в общем! А сейчас точно тяга! Я не ошибаюсь, ну что я, не чувствую, что ли? — завелся мой напарник. — Дайте мне сигарету! Прикури и сбрось, да!
Делаю, что он просит. Мне-то не сложно, как раз прикуривать собирался.
Сигарета для спелестолога не только пагубная привычка, но и необходимый инструмент. Андрюха подносит ее к щели и все высокое собрание видит, как дымок срывает потоком воздуха и выбивает наверх.[Сноска: спелестология - раздел спелеологии, изучающий рукотворные подземелья, в которые может проникнуть человек]
— Ну что я говорил, дует же! Я тут уже мерзну! — выкрикивает Андрей и начинает яростно долбить камень ломом. Сигарета забыта и затоптана, но такие мелочи его совершенно не волнуют. — Мы в нее сегодня войдем, или я — не я!!!
К концу часа Андрюха совершенно выбивается из сил и вылезает из шурфа. Благодарно принимает термос с водой и расслаблено разваливается прямо на глинистом откосе. Впрочем, имеет право, сделал он немало. Пол опустился на добрых полметра, по всем расчетам мы давно уже вышли на уровень не то что вторичной полости, под потолок штрека ушли! Но увы, долгожданного входа как не было, так и нет.
– Ну, как у вас дела? Прохлаждаетесь, как вижу? – никто не заметил, как подошла Юля. Вроде, только что тут никого не было, а вот уже и она, стоит, оценивающе смотрит в яму.
– Сама видишь. Раскопали тягу. Щелочка с кулак. И вроде, даже что-то в нее просматривалось. Похоже, классика жанра: вскрыть-то вскрыли, а попасть – никак. Как там остальные, чем заняты?
– Да кто чем. Тульские в дальних штреках, вылезут к семи, у них своя тусовка. Саня с чайником рядом, в Зубриной, сказали, какой-то закиданный штрек разбирать, тоже контрольный срок на семь назначили. Мы по берегу походили, фоссилий пособирали.
– Нашли что интересное?
– Да так, ни то ни се, как обычно. Немного продуктид, Лера, как обычно, ругозу… [Сноска: раковины продуктиды, коралл ругоза - окаменелости, часто находимые в тульских известняках]
– Ну, и то хлеб… А что вернулась, надоело собирательство?
– Да скучно одной. Лера спать в палатку пошла. У вас хоть общение…
– Точно. Человек – тварь социальная, ему без общения никак!
– Так что не копаете-то? – прищурилась Юля.
– Дык устали мы, на двоих уже полтора кубика камней поди вынули…
– Меня в яму размяться пустите? Что-то мне дальняя стенка приглянулась…
– С превеликим удовольствием! Даже лесенку опустим. А я на ведре постою.
Матерясь, разматываю тросовую лестницу. Вот что стоило сбухтовать ее аккуратно? Впрочем, сами мы ей пользоваться не планировали, прихватили «для гостей». Шурф вышел хоть и глубокий, но узкий. Даже с моими немалыми габаритами и удручающей физической формой он легко проходится враспор. Три точки опоры, как учили – и поехали, главное, не спешить. А вот Юли с ее поврежденным коленом, конечно, такая акробатика недоступна.
Но терпенье и мат, как говорится, всех победят. И вот уже Юля стоит на дне трехметровой ямы и внимательно разглядывает стенку, сложенную разнокалиберным щебнем.
– Ну что, ведро тебе спускать? – кричу вниз.
– Погоди. Тут до ведра… Мысль у меня одна есть, попробую…
Юля поднимается на пару ступенек по лесенке и осторожно засаживает лом куда-то в самую середину стены. Пробует качнуть его, но сил не хватает. Наступает на него ногой, наваливается всем весом… Неожиданно для всех камни приходят в движение, с гулким шорохом стена сходит почти целиком, напрочь погребая вылетевший лом. Перед нами теперь зияет проем в темноту, над которым на лесенке раскачивается торжествующая Юля.
– Ну вот. Взяла – сломала! – едко прокомментировал я.
– Че там, че там?! – подпрыгнул Андрюха. – Есть пещера?
Я снял с головы фонарик и протянул Юле.
– Глянь, что там, ты ближе. Только не геройствуй, прошу.
– Ну что ты меня, совсем за дуру считаешь? Не первый год копаем – Юля спустилась на дно шурфа, потрогала козырек, готовая в любую секунду отскочить, убедилась в ее надежности, присела и осторожно заглянула под него.
– Ну что я могу сказать… Пещера есть. – заключила она. – Козырек вроде держит… Сейчас залезу, скажу, что там да как.
– Юль, мне глина у тебя над сводом не нравится, ой, как не нравится… – покачал головой я.
– Глубоко не поползу, у меня и одежда не та, – улыбнулась Юля, хлопнув себя по карманам куртки.
Она прижалась к земле и осторожно, стараясь не задеть ни стен, ни свода, втянулась под нависающие камни. Я тут же спрыгнул вниз – в случае чего подстраховать.
Юля уже скрылась за поворотом. Слышно лишь было какое-то шуршание и стук камня о камень.
– Ты как, живая!
– Живая… – голос ее звучал глухо, на грани слышимости. – Ща, немного почищу и вылезу…
И правда, почти тут же она дала «задний ход» и вскоре отряхивалась от пыли.
– Вот! – гордо протянула она смартфон. – Поздравляю вас, ребята, с открытием! Но я туда не полезу. По крайней мере, не сейчас.
– Штрек или обвал, не томи! – крикнул сверху Андрюха.
– Штрек… – протянул я, разглядывая мутные, темные фотографии. – В купол обвала сбоку вошли. А вперед-вниз штольня пошла, полноростка. Вот говорил тебе, надо шурф шире закладывать! А ты: «копать больше придется…» Промахнулись и два метра лишних прорыли! [Сноска: это не ошибка автора и героев. Спелестологи часто называют штреком любую рукотворную горизонтальную выработку. Неофициально, конечно]
– Зато входить теперь удобно. – Резонно заметил Андрей. – Сейчас туда пойдем?
– А чего тянуть? – меня тоже уже распирало от нетерпения. – Скидай сюда мой жлобник и сам слазь!
[Сноска: транс - транспортный баул спелеологов. Цилиндрический рюкзак из плотной ткани, который удобно протаскивать по камням. Маленький транс объемом 5-10 л называют жлобником]
– Я за комбезом только в лагерь сбегаю, погоди!
Андрей – мальчик быстрый, я даже вылезать не стал, дождался прямо в шурфе. У меня-то все свое ношу с собой, маленький транс собран на все случаи жизни. Там и фотик, и запасной фонарь с батареями, и топосъемочное, и термобелье, и даже банка консервов. Не потому что я такой предусмотрительный, просто лень до машины в случае чего бежать. А переодеваться сейчас мне тоже лень – копаю я в комбезе, чтоб комары не зажирали, а за полчаса разведочной полазки замерзнуть всяко не успею.
Андрюха шумно сваливается по стенке шурфа. Он уже при полном параде: комбинезон, каска, сапоги, фонарь, перчатки, в руке монтировка, что ж, предосторожность не лишняя, мало ли что под землей встретится.
– Ну че, давай, я вперед? – предложил он.
– Не-не-не, – запротестовал я. – На тебе и так все первопроходки. Я тоже хочу! Юль! Мы ушли! – крикнул я наверх. – Контроль пока полчаса. Если что вылезем, переставим!
– Понял! – ответили сверху.
И я полез. Свод снизу показался еще страшнее. Острые камни надо мной весом килограмм по пятьдесят зажали собой здоровенный чемодан и не держались, казалось, ни на чем, кроме сыроватой глины. Не самый прочный потолок, но что взять с привходовки?
Я вжался в острые камни пола и осторожно пополз в темноту, подтаскивая ногами за собой трансик. Каска мешала, закрывала обзор. Каждая грань будто стремилась прорвать тонкую хэбешную ткань, прорезать кожу… Но лучше уж так, чем чертить спиной по ненадежному своду.
Впрочем, мучение прекратилось быстро. Почти сразу потолок пошел вверх. Я присел на корточки, посветил вверх. Купол поднимался метра на полтора выше, с его глинистых стенок свисали покрытые белесой натечкой корни, струилась вода. Красиво, величественно даже. Но лучше отсюда убраться по добру поздорову…
Забрасываю камень в штольню, вниз по конусу завала, быстро перебирая руками-ногами, вкатываюсь вслед за ним под стабильный потолок, перевожу дыхание и кричу в пустоту за собой, что есть мочи:
– Свобо-о-дно-о!!!
-…понял… – еле слышно доносится от входа, что-то начинает шуршать… И вдруг все камни приходят в движение! Я вижу стремительно приближающюся темную массу, что-то тяжелое больно прилетает прямо в лоб, под урез каски, и я проваливаюсь в темноту.
Очухиваюсь быстро. Наверно. На ощупь включаю фонарь, бросаю взгляд на часы. Ну да, с тех пор, как я полез во входняк, прошло минут семь, не больше.
Передо мной плотный крупноглыбовый завал, осложненный глиняным конусом. Аккурат по краю потолка сохранившейся штольни. «Купол сложился, –» машинально оцениваю ситуацию. – Куба три прилетело, не меньше. Только б не на Андрюху.» Подхожу к куполу и ору без особой, впрочем, надежды:
– Э-эй! Эва, мать вашу!!! Есть кто живой?!!! [Эва - не только персонаж спелеофольклора, но и популярный оклик. Если на него отзываются - значит, у вас ещё нет галлюцинаций]
А в ответ тишина. Прикладываю ухо к камню и слышу частые гулкие удары. Улыбаюсь. Ну точно, Андрюха, его ни с кем не перепутаешь. Копает, наверное, на входе, как охреневший экскаватор. А Юлька, наверное, уже побежала наверх по склону, ловить связь, вызывать тульских спасателей…
Я попробовал шевельнуть камень завала– тот вышел неожиданно легко. Второй, третий также поддались рукам без усилий. А дальше к моим ногам высыпалось с полцентнера разнокалиберной щебенки, глухо ухнув, осел крупный кирпич – еле успел отпрыгнуть. Все, копать снизу наверх мы тут не будем, поэкспериментировали и хватит, дураков нет. Не хватало еще подвиг Шагала повторить… [Сноска: В.Шагал погиб в 1976 г. при попытке изнутри раскопать вход в Никитскую каменоломню. Его имя стало, в некотором роде, нарицательным]
Почему-то совершенно не страшно. Даже с пониманием того, что если бы я чуть замешкался, пришел бы мне полный абзац. Глина шансов не оставляет. Либо мгновенная смерть, либо мучительное угасание с переломанными ребрами, без возможности сделать хоть глоток воздуха. Но я жив и я уверен в своих ребятах. Эти – спасут. Возможно, потом навешают нерукотворных звездюлей, жена – та точно. Но сначала достанут. Тем более, народу на полигоне много, мотивация присутствует, даже над куполом копать метра два, с учетом всплытия вторички… Надо только дождаться. А потому стоит начать с инвентаризации имеющегося имущества.
Транс обнаружился, наполовину придавленный камнями. Аккуратно вытянул его, боязливо поглядывая на завал, не стронется ли, и вывалил его содержимое прямо на глинистый пол.
Эх, жалко фотик. Только купил, даже не успел опробовать. Штатив тоже приказал долго жить, что возьмешь с китайского пластика? Но этим, похоже, потери исчерпываются.
Газовый баллон и горелку помяло, но не пробило. Кружку покоробило, но пара ударов о камень вполне решит и эту проблему. Баночка сайры, банка фасоли и на десерт салат дальневосточный – ух, живем, прямо пир духа! Складной метр, мобильник. Дисточка живая, ура! [Сноска: основной прибор для топографической съемки, которым пользуются спелеологи и спелестологи, собирается на базе лазерной рулетки Leica Disto и позволяет в одно нажатие снять дальность, азимут и склонение. Результаты выгружаются в виде 3д-модели на мобильный телефон]. С радостной улыбкой тычу лазерным лучом по штреку. Потом, спохватившись, отключаю: батарея нерезиновая. Как и светочасы. Впрочем, с ними-то проблем нет. Вот и запасной фонарик – на шею его, сразу же! – и коробочка с батарейками. Что у нас тут еще? Ага, одежа, термалка, арафатка, перчатки с пальцами и без. Ну что же, пришло ваше время!
Пока я еще распарен после поверхности, не спеша переоблачаюсь. Пропотевшую футболку долой, на тело сухую теплую термуху. Тяга после схлопывания входа почти прекратилась, ветер больше не холодит лицо, но температура в наших штольнях редко превышает восемь градусов, и перспектива замерзнуть меня совсем не прельщает. Последний штрих – снимаю надоевшую каску, в штольне мне она будет только мешать, и повязываю арафатку. К выживанию готов.
По краю обрушения примечаю набухающие капли. Внизу уже успела накопиться небольшая лужица. Похоже, жилку подсекло! Ставлю кружку прямо в мокрое место и с радостью слушаю, как по ней барабанит чистейшая родниковая вода. Подумав, подставляю рядом и каску. Кто знает, сколько мне тут сидеть? Тем более, что мой термос остался у Андрюхи.
Чуть дальше по штольне у стены лежал оставленный рабочими блок белого камня. Я уселся на него, подстелив пустой транс, закурил и отключил фонарь. Батарейки надо экономить, да и глаза к свету приучивать. Плотным ватным одеялом меня окутала темнота и тишина. Только еле слышное похрустывание потревоженной обвалом породы, стук капель по кружке и ярко-рыжий огонек в моей руке. Каждая затяжка подсвечивала стены призрачным, неверным светом.
Неожиданно что-то громко щелкнуло, хрустнуло, как будто прокатилось по штольне. Боковое зрение будто бы отметило яркую вспышку. «Ну здравствуй, депривашечка. Давно не виделись. Быстро ты, однако, сегодня. » [Сноска: здесь: сенсорная депривации - появление галлюцинаций от недостатка раздражителей, прежде всего, слуховых и зрительных].
Обычно подземные галлюцинации мне даже нравятся. Я к ним готов, люблю так посидеть в темноте, посмотреть, что мне пещера показывает. Такой своеобразный трип без всяких наркотиков, привыкания и прочих побочных эффектов — он дорогого стоит! Но сейчас, даже с полным пониманием того, что все эти образы — всего лишь бред воспаленного от недостатка информации сознания — мне стало как-то жутко. Серьезно, каждой клеточкой, всеми фибрами души, я наконец ощутил, насколько стал одинок. Тонны и метры породы надежно отсекли от мира поверхности, оставив мне лишь кривоватые стены и низкие своды каменоломни.
Я включил фонарь на самый слабый режим — сколько бы ни было запаса, а его стоило экономить — и снова подошел к завалу. Инструмент все еще долбил. Попытки вынуть меня не прекращались — и это внушало надежду. Да и с водой все пошло по плану — кружка успела наполниться наполовину, в каске тоже что-то плескалось. От жажды, значит, не помру.
Чая у меня не было, кофе, к сожалению, тоже, потому ограничился кипятком, на десерт к которому пошли дальневосточные водоросли. Тепло приятными ручейками растеклось по телу, придало бодрости и немного подняло настроение. Но я понимал, что это ненадолго. Нужно было срочно найти себе какое-то занятие. Рука машинально дернулась к смартфону. А что, там и музыка, и книжки, даже сериал какой-то скачанный должен валяться. Но нет, не стоит, одернул я сам себя. Батарея вылетит быстро — и что я потом буду делать? Ю-эс-би разъемов древние работяги, почему-то, в стенах не предусмотрели…
Собрав вещи в транс, не то, чтобы я такой аккуратный, а просто надо было себя хоть чем-нибудь занять, я решил осмотреться в своей невольной темнице, и отправился гулять.
Штольня, на удивление, оказалась хорошо сохранившийся. Ровный, покрытый мягким суглинком пол глушил шаги, стены крупной кладки крепко держали свод, лишь изредка приходилось перешагивать через выпавший камень или пригнувшись, подлезать под опустившуюся крепь. Блеснула забытая рабочими керосинка. «Немецкая, начала века —» глаз у меня на такое набит. Ну точно, на колесике надпись «Н.S. Leipzig». Ну точно, фирма Гуго Шнайдера. Эх, знали бы вы, работяги, какую змею фашистскую вы своими покупками вскармливали…[Сноска: фирма Гуго Шнайдера в годы Второй мировой войны отметилась, как пособник национал-социалистического режима, использовала рабский труд. Впрочем, в начале ХХ века, когда, судя по всему, и разрабатывалась штольня, до этого было ещё далеко]
Продолжаю движение по штольне, глаза хорошо привыкли к темноте, я уже вижу перед собою развилку, и вдруг глухие шаги за спиной заставляют меня нервно обернуться. Никого. Пусто! Прохожу чуть вперед — невидимый преследователь глухо топает, пытаясь попасть в ритм моих шагов. Я останавливаюсь, и он замирает. Перевожу фонарь на форсаж, осматриваюсь. Пытаюсь убедить себя, что нет тут никого, что все это мне чудится. Даже понимаю это разумом. Но накатившую жуть сбросить никак не удается.
Приходится признать: прогулка не удалась, от таких приключений и свихнуться можно! К трансу и водокапу возвращаюсь, на ходу громко распевая песни. Сначала гимн СССР в сталинской редакции. Потом что-то из Летова.
На полу, облокотившись на кладку сидит девушка в белоснежном старомодном платье и внимательно разглядывает давешнюю керосинку. Вдруг поворачивает голову, чуть укоризненно смотрит на меня, но вскоре, похоже, теряет интерес. По инерции делаю несколько шагов вперед…
У стены лежит крупная глыба, выпавшая из свода, на которой лежит полусгнившая крепь. Как я мог их принять за девушку? [Сноска: крепь (здесь) - деревянные балки и конструкции, поддерживающие потолок].
Вскоре, штольня выводит в привходовку. Зпыхавшись от быстрого шага, все же, бегать согнувшись несколько утомительно, грузно опускаюсь на камни. И только тут понимаю, кого именно я встретил. Срываюсь с места, добегаю до той самой плиты, трясущимися руками вынимаю сигарету из пачки и кладу ее на камень. Прости, Эва, спасибо, не бросила, благодарю, что не завела. Понимаю, суеверие глупое, но прими мой невеликий дар… Мне сейчас любая поддержка за счастье.
Фонарь очень вовремя мигает. Прикуриваю, и уже с сигаретой в зубах возвращаюсь к трансу. Вот и первая батарея подошла. Меняю ее на ощупь и какое-то время вновь привыкаю к слабому свету. Форсажу теперь отказать. Неновые они у меня, батареи, долго не держат, но осталось пять штук. На какое-то время хватит…
И тут я вспоминаю про дисточку! Ну конечно, чем сидеть и ловить глюки от безысходности, лучше заняться настоящим делом. Тем более, топосъемка всегда затягивала меня с головой. Где там смартфон? Сначала с ним поиграем, потом можно продолжить нитку, списывая показания в блокнот. За развилкой свернул в левый штрек. Интересно, интересно. Вот не заметил бы, если б бежал, а местность-то сменилась! Штрек уже, кладка аккуратнее. И вроде бы, чуть вниз идет, но это потом по нитке посмотрим.
Пик-пик-пик! — откликается прибор на нажатие. Выгружаю данные, проверяю, «есть пикет», говорю себе.
То и дело от стены к стене штрека пробегают кошки. Серые, пепельно-белые, всякие. Я уже устал дергаться, не обращаю на них никакого внимания. Как и на непрерывно звучащую тяжелую трубную музыку. Понятно, глюки. Но все лучше, чем слушать мерзкий звон кровотока под черепом. Звенящая тишина – это как раз то самое, что может свести с ума.
А вот опять. Частое хлопанье маленьких крылышек — и в луче фонаря бьется летучая мышка, дезориентированная, сбившаяся со своего привычного пути. Улыбаюсь ей, как старому другу, отвожу свет, пропускаю пушистую тварюшку, она юркает мимо и скрывается в темноте. А соединение с поверхностью-то есть. Мыши в пещерах заводятся не вдруг. Жаль только, что для меня их пути, скорее всего, непроходимы. Ну ничего, в крайнем случае, как говорят, из них можно сварить неплохой супчик… Хотя лучше бы до этого не дошло…
Вновь ухожу в топосъемку. Сколько там уже пройдено? Около трехсот метров, неплохо, неплохо, вот что хорошая мотивация с людьми делает… Жаль только, что индикатор зарядки телефона предательски начинает приближаться к нулю. Видимо, и правда скоро придется переходить на методы предков. Компас, карандаш и блокнот — наши лучше друзья, не так ли?
За очередным поворотом штрек упирается в завалившийся забой. Когда-то, похоже, здесь была обширная камера, укрепленная мощными еловыми брусьями. Увы, время беспощадно к творениям рук человеческих. Сейчас здесь беспорядочно навалены крупные глыбы, а «навесные потолки» грозят случайному посетителю. Но я не случайный… Сам решил, значит, мне везде и лезть…
Прямо посередине забоя сидит матерый, жирный, лоснящийся зеленоватый котяра, пристально смотрит на меня блестящими блюдцами глаз, совершенно не обращая внимания на красную точку лазера, которым плюется по сторонам дисточка в моих руках.
— Что, котейка, потревожил? Ну, извиняй — бросаю ему, не отвлекаясь от своего занятия. Дошел, блин, до ручки, уже с глюками разговариваю. Призрачное животное, закономерно не отвечает. Но и я не успокаиваюсь. — Ну и местечко ты себе нашел, братишка, в этом каменном мешке. Хе, — усмихаясь внезапному каламбуру. — Так вот ты какой, кот в мешке? А знаешь что… Вся эта каменоломня, мать ее Эву Двуликую, для меня — один большой кот в мешке. Хотели найти самую большую пещеру, за шесть лет весь полигон перерыли. Ну вот, нашли. Да что-то, как-то от того мне не радостно.
Перспектив в забое не обнаруживается. Какие-то щели, конечно, в завале читаются, но, думаю, суицидников его разбирать не найдется долго. Тщательно отмечаю нюансы абриса, отключаю приборы и распихиваю по карманам комбеза. Что ж, штрек отснят полностью. Кто молодец? Я молодец! А кто меня похвалит еще, не кот же?
Моя галлюцинация сидит и скалится широченной, от уха до уха, зубастой улыбкой.
— Одобряешь, котофей? Ну да ладно, пойду я, не буду тревожить, а ты передавай привет своей хозяйке, может, тоже заглянет на огонек. Хотя, конечно, не хотелось бы. Нет-нет, не подумай, мы к ней со всем вежеством! Но все же, боязно как-то, веришь?
Кот понимающе прикрывает глаза, вдруг срывается с место и бесшумно уносится куда-то мне за спину. Оборачиваюсь, но успеваю заметить только мелькнувшую летучку. Я снова один…
А все-таки я подустал. Глаз замылился, снимаю уже машинально, без огонька. Мысли всякие лезут в голову, ненужные. Решено, отдыхать! И наградить себя можно за успех проведенного мероприятия. Жрать пока, вроде бы, не хочется, а вот кипяточку попить не помешало бы. И потом со свежими силами продолжить снимать, уже направо от развилки.
Что буду делать потом, когда совсем устану, стараюсь пока не думать. Теплых вещей нет, как спать, чтобы не околеть за ночь — тот еще вопрос? Поискать более или менее живые крепи, сложить из них лежак? Может быть… Хотя попадается только какая-то труха. Ладно, проблемы мы будем решать по мере их поступления. Пока запланировано перекусить и продолжать отрисовку карты. Надо же мне ориентироваться в своем новом доме?
Стройная фигура в белоснежном плаще с капюшоном стоит в штреке, облокотившись о выступ монолитной колонны. Я замираю в полном оцепенении. Где-то в глубине сознания бьется мыслишка: «Это все глюки, глюки!» Но я уже не могу им верить. Потому что все. Прости, Эва, помянул тебя не к месту. Я понял, зачем ты пришла.
Капюшон слетает с головы.
На меня смотрит глубокая старуха. Таких просто не бывает. Сколько ей, сотни, тысячи, миллиарды? Наверное, когда в Катархее трескалась первая, еще горячая, земная кора, она уже была там и наблюдала все своими глазами.
Усталые пустые глаза смотрели куда-то сквозь меня. Медленно, безжизненно поднялась тонкая рука, узловатый палец уткнулся мне прямо в грудь.
И я побежал. Назад, к забою, прочь, все равно, куда угодно, только подальше от Нее. Может, мне еще удастся спастись! Пусть покалечит, пусть задушит, но я не хочу умирать!
Фонарь слетел с головы и погас где-то в навале, я упал на четвереньки, пополз, раздирая комбез и сбивая в кровь колени и ладони, обо что-то ударился, и вдруг…
Что-то громко зашуршало, заскреблось впереди. Я сжался, приготовившись к встрече с неминуемым. Послышался стук камней, по стенам забегали блики. Вылетел еще один блок, штрек заполнился ярким, жестким светом. И кажется, я узнал спектр этого китайского диода.
Когда из щели показалась чумазая голова, я выпалил первое, что прицепилось к языку:
— Доброго! Водка есть?
— Э-э… нет… — опешил Саня. Конечно, это был он. — А ты откуда… Как ты тут вообще оказался?
— Копали… — загадочно протянул я, подражая Саиду из советского фильма. — Ты наверху-то был?
— Не, какой там. У нас закладка разбираться пошла, ну мы и рылись. Думали, в Большую штольню под землей попадем. А что там на поверхности?
— Ну, вы и попали. Только мы вперед вас успели шурфом вскрыться. И вот… Я зашел, а шурф упал. Так что давайте, ребята, у нас операция эвакуация. Выношу вам благодарность с занесением, куда там сами придумаете. Хрен с ними с вещами, наверх надо!
Десять метров узкого раскопа дались мне нелегко. Но скорое освобождение придало сил.
— Накопали, мать вашу, шкуродеров! Что, нельзя было нормально расширить, подкрепить, пол разобрать. Нет, ну что за херь, о других не думаете, так о себе подумайте! — на каждом выдохе орал я. Впрочем, ребята не принимали это близко к сердцу, привыкли. Я ж не со зла, мне правда тяжело.
По штольне ко входу я не шел, бежал. По стенке шурфа взлетел, не останавливаясь, так и осел, зажмурившись от яркого солнечного света. Влажный июльский зной оглушил, навалился, я чуть не задохнулся после прохлады пещеры. И тут меня затрясло.
Выбравшийся следом Саня понял мое состояние. Я сидел с идиотской улыбкой, мелко трясся и тупо смотрел в одну точку. Он молча развязал рюкзак и протянул мне бутылку недорогого коньяка. Как воду, я всосал в себя почти половину резко пахнущей жидкости, потом опомнился и щедро плеснул прямо в шурф.
— Спасибо, хозяева… — прошептал, глядя в черноту под козырьком. — Не бросили, не оставили, не заморили…
Из нашего шурфа доносился звон лома о камень. Наверху не наблюдалось никого. Уже более или менее твердым шагом, стараясь не шуметь, подобрался поближе, перегнулся через край и громко выдал:
— Вы неправильно копаете. Надо сбоку!
— Сука! — раздалось снизу, и мне в грудь прилетел кусок кладки.
Юля буквально выпрыгнула на отвал, по мне застучали ее ободранные кулачки.
— Живой! Сама убью!
Из глаз жены потянулись струйки слез. Я привлек ее к себе, приобнял, нежно погладил по волосам: — Ну-ну, не плачь. Все уже закончилось.
При свете звезд три внедорожника выкарабкались по склону на шоссе и, поморгав друг другу аварийкой, разъехались кто куда. Я дремал в правой чашке буханки, изредка прикладываясь к горлышку бутылки. Жена осуждающе косилась на меня, но ничего не говорила вслух. Понимала: мне надо.
Кот, осторожно ступая, высунулся из-под плиты, недоверчиво коснулся языком коричневой лужицы и презрительно фыркнул. Девушка в белом платье весело рассмеялась, подняла голову к звездам, и оба растаяли в ночном тумане. Только известковая пыль осела на дно шурфа.