1
Рене Граваль вновь почесал за ухом, откинулся на жёсткую спинку кресла. Почувствовал как блаженно потянулись мышцы, заструилась по жилам кровь. Ему порядком надоело это утомительное сидение за разбором очередной несправедливости, случившейся в их захолустном городке. Но теперь высиживать приходилось с самого утра порою до заката.
Все посходили с ума после того, как владыка Франции решил, в честь собственной коронации, организовать здесь турнир. Город наводнили благородные рыцари, их пронырливые слуги, высокомерные оруженосцы, суетливые конюшие. И все чего-то требовали, считали свои нужды первостепенными, хотели исполнения всех прихотей, сулили несметные богатства, а некоторые даже пытались угрожать. Угрожали ему - Рене Гравалю, сенешалю города!
За последние два месяца Граваль чувствовал себя постаревшим на десяток лет. И если бы не это новое ощущение лёгкости и энергии, наполняющие его тело каждую ночь, то хоть собирайся на кладбище.
- Я разберу это дело, мастер Блюм, - подпустив в голос строгости, заявил Рене. - Наш славный город всегда расположен к почтенным представителям гильдии торговцев. Я не допущу, чтобы купцы страдали от завышенных ярмарочных налогов.
Купец, сидевший напротив сенешаля, почтительно склонил голову, уверенным движением руки нашарил под бархатным камзолом туго набитый кошель и положил предмет на стол:
- За ваши труды и в знак глубокого уважения от гильдии торговцев.
Рене отвёл взгляд от вожделенного подарка. В голове вновь завертелась мысль о том, как опостылило это захолустье, как хотелось вырваться из убогого приграничного городка, у стен которого время от времени появлялись то отряды озлобленных, не смирившийхся с поражением, англичан, то войска алчных испанцев, то полчища безжалостных викингов. Как желалось вновь оказаться в Париже, в центре мира, в лучах монаршего сияния.
Вопрос решался просто: нужны были звонкие денье, много денье, больше двух тысяч монет, целая сотня ливров.
Рене с минуту наблюдал, как мелкая взвесь танцевала в сияющем конусе дневного света, льющегося сквозь узкие, похожие на бойницы, окна. Похоже в город, подняв пыль, въехал новый отряд рыцарей, а значит прибавится забот. Куда уж больше?
Сенешаль горестно вздохнул:
- Убери это, добрый человек. У нас все равны перед Законом, а я на то и поставлен короной, чтобы блюсти верховенство справедливости и права.
Рене позвонил в колокольчик. На пороге возник верный и услужливый Жак.
- Завтра с утра пусть явится ко мне ярмарочный распорядитель.
Жак торопливо поклонился. Рене обратился к торговцу:
- Я всё улажу, мастер Блюм.
Дородный купец поднялся из кресла, поклонился:
- Да благословит вас Господь, господин сенешаль.
Мастер Блюм замешкался, покосился на кошель. Рене ободряюще кивнул:
- Это ни к чему. Я всё улажу.
Монеты призывно звякнули, когда туго набитый кошель исчез под синим камзолом. Купец вновь поклонился и исчез за дверью. Вместе с ним растаяла надежда на приближение дня отъезда к месту служения в Париж. Но так было нужно. Запас денье он пополнит, а вот торопливость и жадность не лучшие советчики. Особенно сейчас, когда город наводнён соглядатаями короля. Рене это знал, оттого и осторожничал. Очень не хотелось вляпаться в историю, когда желанное место маячило на горизонте, призывно манило и сулило скорое исполнение желаний. Стоило дождаться ночи…
В дверь постучали и на пороге появился второй служка Этьен. Рене нервно почесал ухо.
Этьен подобострастно кланяясь, затараторил:
- Господин сенешаль, там благородный рыцарь из Шампани, жалуется на кражу кошелька прошлой ночью.
Рене встал, вышел из-за стола, прошёлся до угла комнаты, вернулся к столу. Грозно сдвинул брови, спросил:
- И чего он хочет? Чтобы я вернул ему утерянное? Или он поймал похитителя?
- Нет, господин. Но эта кража уже двадцатая за последний месяц.
- Двадцать вторая, - поправил товарища Жак. - В городе орудует ловкий воришка, явно не из местных.
- Если так пойдет и дальше, - подхватил Этьен, - не избежать нам приезда королевского комиссара. И тогда…
Рене вновь сел в жёсткое неудобное кресло, отодвинул к краю стола подсвечник с огарками оплывших сальных свечей. Вчера засиделся допоздна - таково бремя сенешальства.
- Что вы об этом думаете?
Служки переглянулись. К сенешальскому месту, как и предполагал Рене, шагнул Жак. Тот был расторопнее и сметливее исполнительного, но недалёкого Этьена. Жак оказался рядом с креслом, где минутой ранее сидел дородный купец. Но сесть не решился, остался стоять. Заговорил понизив голос, хотя в этом помещении никто бы не отважился подслушивать:
- Если позволите, господин сенешаль. Выходит, что обворовывают самых знаменитых и богатых гостей. Значит, вор хорошо знает где кто из рыцарей остановился.
- Ты кого-то подозреваешь? - Рене сдвинул густые брови.
- Это размышления, господин сенешаль. Странно, что кража случается в домах, где полным-полно пажей и домочадцев. Но вора никто не видит и не слышит. И никаких следов.
Рене терпеливо ждал, оценивая насколько Жак рассудительнее других, приданных к сенешальству слуг. Такой помощник пригодился бы и в Париже. Но об этом стоило подумать позже.
Вступился Этьен:
- Истинный крест, это волшебство! В пору к Гасконской Ведьме обращаться.
Жак в недоумении покосился на товарища. С его губ слетело:
- Ересь.
Но Этьен не обратил никакого внимания. Склонился к Рене, понизил голос до шёпота:
- Помните, я вам рассказывал, что раз в месяц, в ярмарочную среду, старуха Морисаль является в город, и кто за ней проследит, да заповедную тропу до хижины разведует, тому она заветное желание исполнит.
Рене прищурил правый глаз, вновь почесал за ухом. В последнее время волнение вызывало желание чесаться.
- Завтра ярмарочная среда! - торопливо добавил Этьен.
В голосе Жака слышалось недоверие:
- И многим та ведьма помогла?
Этьен потупил взор, переступил с ноги на ногу:
- Не верите? Но Морисаль была старухой, когда мой дед только родился. И живёт она, как люди говорят, уже восемь столетий.
- Восемь столетий?! - Жак воздел к небу руки. - Какая глупость!
Этьен, не обращая внимания на слова коллеги, обернулся к Рене:
- Поговаривают, что она обращается кошкой и шныряет по окрестностям. А кошки, господин сенешаль, живут девять жизней. Так в народе толкуют. Помните я вам о том рассказывал?
Сенешаль грозно грохнул кулаком по столу:
- В своём ли ты уме, Этьен?! Наслушался бабьих сказок! Даст Бог, сами управимся. Без всяких Ведьм! Оставьте меня! Оба!
2
Дневной зной, неожиданно захвативший юг Франции в середине апреля, спал. Ночная прохлада приятно освежала тело, бодрила и звала к жизни. Город наполнился стрёкотом цикад, пением соловьёв, умиротворяющим шелестом молодой листвы, шорохами и скрипами. Живность, долгие часы пережидавшая жару, навёрствовала упущенное.
Из открытых окон постоялых дворов, домов зажиточных горожан и лачуг бедняков лился многоголосый богатырский храп. Благородные рыцари, утомлённые подготовкой к турниру и попойками со старыми боевыми друзьями, отдыхали и набирались сил. Кое-где звучали приглушённые стоны первых неудачников, покалечившихся до начала официального открытия игрищ.
Запах нечистот, конского навоза, варева сотен походных котелков и печной дым мешались с тонким ароматом сирени, фламандской розы и цветущего вьюна. Лёгкий бриз доносил солёный дух Атлантики.
Близилась полночь.
Крупный чёрный кот ловко вскарабкался на ветвистую акацию. Грациозным прыжком перемахнул на подоконник распахнутого настежь чердачного окна. Здесь в маленькой узкой комнатке, на охапке прелой соломы спал бургундский граф ДеМармаш.
Животное осмотрелось. Неторопливо и лениво, словно знало, что оруженосцы и пажи бодрствуют, а скорее всего просто спят, по ту сторону двери. В этом же скромном чулане находилось самое ценное: сам господин; сложенные в углу, тускло мерцающие в неровном лунном свете доспехи; денежный ларь у изголовья соломенного ложа.
Круглые кошачьи глаза блеснули во мраке. Кот мягко спрыгнул с подоконника, подкрался к спящему. Совсем не по-звериному, передними лапами схватил крышку ларя, ловко распахнул. Зубами ухватил два увесистых кошеля, и вдруг грациозное животное на миг утратило чувство природной координации. Передние лапы засучили по ускользающей крышке. Та с громким щелчком захлопнулась.
Кот прижал уши, попытался сжаться в комок. Предательски звякнули монеты.
- Кто здесь?
Рыцарь захрустел соломой, резко сел, заспанно огляделся. В правой руке блеснул длинный узкий клинок.
- Вор! - выкрикнул граф ДеМармаш, и умело ударил кинжалом в чёрное пятно, притаившееся у денежного ларя. Смертоносная сталь ткнулась в дощатый пол, лезвие окрасилось красным, но добыча ловко отскочила к окну, запрыгнула на подоконник.
Когда в дверь протиснулись оруженосцы, и факельный свет осветил чулан, в помещении, кроме графа, никого не было.
- Осмотреть улицу! - скомандовал рыцарь. - Далеко ему не уйти!
Исполнительные слуги бросились вниз по лестнице.
Чёрный кот бесшумно спрыгнул с акации, юркнул в узкий пролом двери дома напротив. Света луны было мало, чтобы разглядеть что нёс в зубах ночной охотник. Любой случайный прохожий решил бы, что кот поймал толстую крысу, чем услужил родному городу. Но улица была пуста.
3
Атласный тент, натянутый над помостом для именитых гостей и знатных горожан, лишь отчасти спасал от не по-весеннему палящего солнца. Простолюдинам, сбившимся разномастной толпой за ограждением, было куда тяжелее. Но к тому они народ привычный, а за развлечение нужно платить, и если не звонкой монетой, то неудобствами и тяготами.
Сенешаль Рене Граваль удовлетворённо оглядел ристалище. Свежесрубленные ограждения, помосты, стойла, площадки для состязаний. Десятки вымпелов гордо вились над главной трибуной, в их захолустном городке собрался весь цвет французского рыцарства, прибыли гости из Шотландии и Английского королевства. В скорости ожидалось прибытие короля Франции Филиппа Второго.
Рене сидел в окружении благородных горожан, сразу за консулами и знатными гостями из Тулузы, Руана и Парижа. Справа от него сидел Ошский епископ, слева шотландский граф. За ними сидели прево и другие мелкие городские чиновники. Служки и оруженосцы стояли за спинами вельмож, готовые в любой миг броситься исполнять желание господина.
Толпа стояла на противоположной стороне ристалища. Волновалась от предвкушения. На площадь высыпали все горожане. Никто из них никогда не видел подобного турнира. Да и мало кому во всём цивилизованном мире доводилось лицезреть подобное действо. Апрель 1191 года от Рождества Христова навсегда прославил гасконский городок на границе с Арагоном.
На арене начались состязания на мечах и конные сшибки. Но в этих показательных боях являли свою удаль оруженосцы, лишь мечтающие обрести рыцарское звание. Основные бои намечались на следующие дни, все ждали прибытия короля и рыцарей его свиты. Но никто не смел пропустить хоть миг удалого развлечения.
Толпа в восхищении охала, кричала, разочарованно вздыхала. Знатные горожане и благородные гости лениво обменивались мнением, скупо хвалили победителей, насмехались над проигравшими.
Облачённый в праздничные белые одеяния епископ Бушелье склонился к сенешалю:
- Готов ли ты, достопочтенный Рене, вступить на место парижского сенешаля? Вопрос с его преосвященством уже решён.
Рене ожидал такого вопроса, но всё равно напрягся, а в животе потяжелело, словно он проглотил ком глины. Почему то представилась куча кошельков сваленных в углу комнаты.
Сенешаль потянулся к уху, но отдёрнул руку. Свежий порез ещё не зажил и мог начать кровоточить.
- Какая неприятная рана. - заметил священник. - Не уж то и ты, достопочтенный Рене, готов выступать на турнире?
Рене благосклонно склонил голову, оценив шутку собеседника. Священник дружелюбно похлопал сенешаля по руке:
- У каждого свой крест. Рыцарям - ратные подвиги. Нам забота о народе. Мне - духовно, тебе - материально. Ты готов, сын мой?
- Да, святой отец.
- Замечательно! - возглас епископа совпал с финалом сшибки двух конных оруженосцев. Представитель Бургундии вылетел из седла и, под восторженный гомон толпы, кулем свалился в бурую пыль арены.
Счастливый победитель в цветах Гаскони прогарцевал мимо помоста и радостно приветствовал знатных гостей. Те благосклонно похлопали в ладоши.
- Замечательно! - Бушелье обернулся к Рене. - Сегодня перед всенощной тебя посетят братья-цистерцианцы. Приготовь три походные сумы. И готовься к переезду в Париж. Там, как никогда, нужны толковые и верные управители.
Рене, в знак благодарности, склонил голову, с трудом подавил желание почесать ухо. Заживающая рана нестерпимо зудела.
С арены уже уносили безжизненное тело неудачника. Игрища продолжались.
4
Жак кутался в походный плащ и благодарил всех святых, что надоумили прихватить с собой тёплое одеяние. После жара дня ночью опускалась прохлада, и природа напоминала, что на дворе только начало апреля и лишь недавно ушла промозглая и ветреная зима.
Колокол на церкви Святой Марии уже давно отбил полночь, когда Жак заметил движение смутной тени посреди безлюдной улицы. Он пригляделся, но взгляд не смог пронзить беспросветный мрак. Тень так и не обрела очертаний, лишь дала смутные представления о размерах.
"Похоже на кота!" - пронеслось в голове Жака, когда в безмолвии ночи отчётливо звякнули монеты.
Два жёлтых глаза уставились на прижавшегося к стене человека, затем чёрная тень метнулась к дому сенешаля. Монеты вновь звякнули уже где-то в пустоте спящего дома.
Далее скрываться не имело смысла, Жак уверенно пересёк улицу, забарабанил в дверь сенешальского дома. Как он и предполагал, дверь открылась через пару минут, и открыл её сам сенешаль, закутанный в серый дорожный плащ, с накинутым на голову капюшоном.
- Заходи! - тоном не терпящим возражений сказал Рене и быстро закрыл за вошедшим дверь.
Жак впервые оказался в доме начальника, и совершенно здесь не ориентировался. Скудный свет свечи в руке сенешаля лишь сгущал тени и не позволял разглядеть обстановку.
Не говоря ни слова, Рене развернулся и зашагал вглубь помещения. Жак последовал за ним. И вскоре они вошли в просторный зал, с длинным столом в центре. На столе лежали три пузатые походные сумки, но внимание привлекли небрежно разбросанные на полу тугие кошели, на некоторых из них смутно проступали геральдические знаки.
- Значит это вы, господин сенешаль? - проглотив подкативший к горлу ком, произнёс Жак. - Как это возможно? Вы ходили к Морисаль?
- Садись, Жак. - устало и безразлично ответил Рене. - Предстоит долгий разговор. Выпьешь?
Жак сел на ближайшую лавку, не смог удержаться от вопроса:
- Но зачем?!
Рене поставил перед служкой глиняный кубок, наполнил его красным вином, сел напротив:
- У каждого из нас есть тайны. Мою ты знаешь. После смерти жены, я терпеть не могу этот город. Здесь всё напоминает о ней. Каждая улочка, каждый дом. Почему чума оставила живыми всех этих...и забрала мою Луизу? Чёртов город!
- Но Морисаль? - Жак забарабанил пальцами по столу. Уверенность и смелость присутствовавшие среди тьмы улицы испарились в помещении, освещённом робким светом свечи. Наконец, он решился:
- Господин, говорят, что Гасконская Ведьма исполняет желания, да плату берёт жуткую.
- Бессмертную душу? - сенешаль невесело рассмеялся. - А накой она мне?
- Так вы заключили с ней договор? - ужаснулся служка, осеняя себя крестным знамением. Его голос дрогнул:
- Выходит, я опоздал.
Рене устало покачал головой:
- Пей, Жак. Это хорошее вино.
Служка по привычке, обязывающей во всём слушаться сенешаля, пригубил из кубка. Терпкое вино пролилось в пищевод, нырнуло в желудок, вспыхнуло огнём в венах. Жак согреваясь, сделал ещё один большой глоток.
Рене скинул капюшон:
- Как ты догадался, что это я?
Жак небрежно взмахнул рукой:
- Случайно, господин. До сих пор вор...то есть, вы...Простите, господин…
Сенешаль благосклонно кивнул. Жак уставился на посечённое ухо начальника, перевёл взгляд на стол. Затем вновь взялся за кубок. Вино ему определённо нравилось.
- До вчерашнего дня кражи случались в домах именитых рыцарей, - Жак сделал паузу, покрутил в руке наполовину опустевший кубок, - а вчера обокрали купца Блюма.
Жак облокотился о стол, попытался заглянуть в глаза сенешаля. Но лишь увидел отсвет одинокой свечи в зрачках собеседника.
- Все знают, что купцы хранят свои доходы в кованом сундуке в торговом доме.
Жак вновь пригубил из кубка, запоздало понимая, что слишком быстро пьянеет, и язык начал заплетаться:
- Этто всем известно. Но только ддвое знали, что мастер Блюм в тот вечер унёс кошель домой. Знали ттолько я и вы, господин.
Жак залпом допил вино. Рене не изъявил никакого желания вновь угощать подчинённого. Он сложил на груди руки и терпеливо ждал.
Служка обиженно покрутил в руке опустевший кубок, отставил в сторону, продолжил:
- Ввчера я дежурил у дома Блюма. Ночью. Ввидел котта. А в зубах ккошель. Ззабавно. А сегодня опять ккот. Этто как, господин?
- Что ж, Жак, ты молодец. Сделал правильные выводы, провёл расследование, нашёл преступника. Из тебя вышел бы прекрасный помощник в Париже. Жалко, что всё так закончилось.
Жак сквозь хмельной дурман запоздало осознал, что господин сенешаль так и не притронулся к вину, даже не наполнил кубка. Да и не было второго кубка!
Голос Рене долетал до сознания, преодолевая чудовищное сопротивление. Но Жак слышал голос сенешаля и даже понимал смысл слов.
- Я думал Морисаль наколдует богатство, я найду клад, на берег вынесет испанский галеон с золотом. Да что угодно. А мне достался "кот в мешке".
- Кот в мешке, - хихикнул Жак.
- Да, Жак, буквально достался кот. Каждую ночь я превращаюсь в эту алчную, ненасытную тварь. Я наворовал уже столько денье, что хватит на покупку двух должностей. Надеюсь, в Париже чары Ведьмы развеются и я перестану перевоплощаться и воровать.
- Ккотом быть плохо, господин, ужасно плохо. Ччеловеком хорошо. Ххорошим ччеловеком.
Рене почесал за ухом. Поморщился коснувшись резаной раны на ушной раковине. Порез затянулся и больше не кровоточил. Зажило как на кошке. Сенешаль улыбнулся уголками тонких губ:
- Я на это надеюсь, Жак. Но мы засиделись, завтра на службу, третий день турнира.
Рене подхватил пьяного служку подмышки, поставил на ноги. Тот, словно маятник, качался из стороны в сторону, как пружина приседал на неверных ногах. С трудом удалось добраться до двери.
Сенешаль выглянул наружу. Улица тонула в непроглядном мраке, никакой случайный прохожий ничего не заметит. Да и какие прохожие в такую пору. Город спал, готовясь к новым развлечениям на турнире.
- Туда, Жак. - Рене выставил служку за дверь, толкнул в спину, направив в противоположную от дома сторону.
За те полчаса, что осталось бедолаге жить, он пройдёт добрую сотню шагов. Завтра все удивятся: чего это помощника сенешаля занесло в то место, и где он умудрился вусмерть напиться. Но заботы нового турнирного дня быстро сотрут смерть служки из памяти. Мало ли гибнет людишек. Вчера вот, скончался от ран маркиз Д'Альтобан, славный рыцарь французской короны.
- Прощай, Жак, - одними губами произнёс Рене, смутно различая во мраке шатающуюся фигуру.
Когда служка окончательно слился с непроглядной тьмой, сенешаль осторожно прикрыл дверь. Скинул дорожный плащ, скрывавший его обнажённое тело. Хорошо, что он предусмотрительно распустил на ночь слуг. Помнилось, в первую ночь после обращения сенешаль наготой своего тела лишил чувств служанку.
Рене усмехнулся. Но всё это в прошлом. Скоро всё останется в прошлом. Сейчас предстояло избавиться от отравленного вина и постараться выспаться. Завтра ему необходимо выглядеть бодрым и энергичным.
5
Улицы Парижа встретили Рене Граваля, нового сенешаля парижского округа Сен-Дени, многоголосым гомоном и суетливым многолюдством. Мелкие лавочники раскладывали свой товар на деревянных щитах прямо перед домом, зачастую выставляли корзины со снедью на дорожную пыль. Кругом торговались, приценивались, спешили по делам. В разномастной толпе постоянно мелькали то куцие хвосты петухов, то кудрявые спины овец. Возница снова и снова со свистом рассекал воздух кнутом, предупреждая зазевавшихся горожан об опасности попасть под повозку.
Отовсюду пахло то горячим хлебом, то жареным мясом, то пряными травами, заваренными в кипятке. Лишь изредка порыв ветра доносил тошнотворные миазмы нечистот, стекающих по канаве вдоль улицы.
Навстречу, подняв столб пыли, промчался верховой с вымпелом барона. Несколько горожан погрозили спешащему кулаками, повозмущались, затем дождались когда усядется пыль, и продолжили заниматься привычными делами.
Рене улыбнулся. Его мечта исполнилась, он в Париже, в должности, которая открывает широкие возможности и немыслимые перспективы. Он вдали от ненавистного пограничного городка, забравшего его любовь. А главное, вот уже четыре ночи, как он не обращается в кота. С того самого дня, как покинул пределы Гаскони. Как отдалился от ведьмы Морисаль, будь ей пусто!
Повозка остановилась напротив двухэтажного особняка, раньше принадлежавшего дому Де Габинов. Десять лет назад последний барон семейства неверно избрал союзников, встал на сторону феодальной лиги против Франции. За это победивший и короновавший себя Филипп лишил клятвоотступника жизни, титула и имущества. Особняк отошёл к Короне, а с прошлой недели стал собственностью Рене Граваля. Спасибо накопленным за последний месяц денье.
Новоиспечённый парижанин, при помощи услужливого возницы, выбрался из повозки, с удовольствием размял ноги. Вдохнул воздух вольного города, удовлетворённо оглядел собственность.
Неожиданно рыжая горбатая кошка выпрыгнула из повозки и, прихрамывая на заднюю лапу, засеменила к особняку.
- Что за чёртово отродье? - не удержался возница, и перекрестился вслед убегающему животному.
Рене промолчал и, как заворожённый, пошёл вслед хвостатой попутчице. Та уже юркнула в распахнутые настежь двери особняка, и сенешаль ускорился. Он вновь боялся упустить её из вида, как тогда среди гасконских лесов.
Точно также три месяца назад он шёл вслед горбатой Морисаль по топким болотам, буеракам и тёмным чащам. И также постоянно упускал из вида, не поспевал за хромоногой ведьмой. А та ни разу не обернулась, но постоянно ускорялась и с нечеловеческой быстротой растворялась в сизых рваных клубах морочного тумана.
Рене взбежал по ступеням, заглянул в одну, затем в другую комнату. Сердце кузнечным молотом стучало в висках, кончики пальцев похолодели, и ледяная змея заскользила вдоль позвоночника.
Кошка сидела в гостиной, прямо по середине длинного обеденного стола. Сквозь запылённые витражные окна струился рассеянный свет. Казалось, что в полумраке гостиного зала горбатая кошка улыбалась, глядя миндалевидными глазами на вошедшего.
Рене помнил этот взгляд, помнил эту ухмылку. Тогда, в обветшалой хижине посреди дремучего леса. Преодолевая страх, он вошёл в приземистое жилище, где его уже ждала сидящая за колченогим столом горбатая старуха. Преодолевая страх, сенешаль с порога заявил:
- Я хочу…
Но ведьма остановила его повелительным движением иссохшей руки:
- Оставь свои слова при себе. Ты прошёл за мной - желание исполнится.
Рене смутился:
- Как это будет?
- Тебе-то зачем то знать. Будет как будет.
- И что ты за это хочешь?
- Пусть вначале исполнится желание. А плату я возьму после.
Рене прогнал остатки липкого страха, шагнул к хлипкому столу. Грозно склонился над хозяйкой хижины:
- Ты мне предлагаешь неизвестно что и неизвестно за какую цену? Кота в мешке? Так дела не делаются!
Ведьма нисколько не смутилась, продолжая ехидно улыбаться:
- Так мы не на базаре. Сам сюда пришёл. Знать сильно надо, а добыть не можешь.
Рене отвёл взгляд от бесцветных миндалевидных глаз, внутри которых горел пугающий неземной огонь.
- Так что? Согласен? - с нажимом спросила старуха.
В ту пору парижский сенешаль находился при смерти. Говорили, что протянет не больше месяца. А претендентов на место было немало. И все договорённости с монахами-цистерцианцами превратятся в прах, если Рене не добудет нужную сумму в нужный день.
- Согласен! - выдавил из себя сенешаль.
Кошка спрыгнула со стола, прямо к ногам Рене Граваля. Вмиг перед ним возникла горбатая Гасконская Ведьма, в глазах которой сиял всё тот же пугающий, но завораживающий взгляд огонь.
- Желание исполнено, - проскрежетала она, - пора расплаты.
Сенешаль непослушными руками потянулся к поясу, попытался отвязать поясной кошель. Старуха каркающе рассмеялась:
- Мне твои монеты ни к чему. Плата в другом.
- Но послушай! - Рене попятился, но ноги не слушались, он лишь топтался на месте. - Там в хижине, мы не договорились об оплате.
- Я исполнила твоё желание - ты в Париже.
- Но…
- У кошки девять жизней, - насмешливо заявила ведьма, - где-то же их нужно брать. Хорошо, что есть люди, готовые ради своих желаний на всё. Берут, не торгуясь.
- Нет, так нельзя! - осипшим голосом прошептал сенешаль.
В один миг перед его внутренним взором пронеслась вся жизнь. Но не та, прожитая в Гаскони, где было много южного солнца, любви и знакомых с самого детства мест. Представилась блистательная жизнь в Париже, неизведанная, притягательная, такая близкая и...недостижимая.
Ведьма зловеще улыбалась. Она шагнула к выходу, легонько коснулась плечом застывшего посреди зала Рене. С каждым шагом хромота заметно исчезала, походка стала лёгкой и грациозной. Уродливый горб исчез, и фигура обрела утончённую девичью форму. Седые космы, торчащие из-под накинутого на голову капюшона, засияли здоровым блеском, вспыхнули огненно-рыжим цветом.
Возница, ворвавшийся следом за господином, удивлённо посторонился, пропуская рыжеволосую красавицу с жёлто-карими кошачьими глазами. Затем заглянул в гостиный зал:
- Господин сенешаль, я сказал слугам, они изловят плешивую чертовку. Не стоит беспокоиться.
Рене Граваль стоял к вознице спиной. Он молчал. Да и не мог ответить. Безжизненное тело грузно и тяжело повалилось на глиняный пол, покрытый свежей соломой. Сенешаль парижского округа Сен-Дени умер в первый день новой службы, в собственном особняке, в котором не прожил и часа.