Тот, кто живет вечно
Как только человек рождается Я сразу начинаю присматриваться к нему, нужен ли он этому миру, что он может привнести в него, как может его украсить или наоборот обезобразить. Это не значит, что Я забираю всех, кто его искажает. Я - просто наблюдаю. Вот и сейчас Я наблюдала, как принц Просперо спасаясь от чумы собирал всех своих здоровых друзей в дальнем и укрепленном монастыре. Всех, кто должен был там работать; прислугу, поваров, музыкантов, танцоров, акробатов и прочих проверяли на наличие болезни. Их тщательно осматривали и отправляли ночевать в камеру. Если бы кто-то умер, то никого бы из этой камеры в живых не осталось, но выжили все.
Я позаботилась об этом. Когда вся челядь была нанята, и все гости съехались в аббатство принц приказал заклепать все входы и выходы намертво. Не то чтобы он сильно боялся эпидемии, он мало о ней думал, но он не хотел, чтобы кто-то попытался выйти или войти в их шумную обитель, это было бы не к чему. Пусть те, кто остался за стеной, сами о себе позаботятся.
И вот, наконец, отстранившись от бренного мира Просперо вздохнул свободно. Он каждый день устраивал пиры с танцами и представлениями. В один день это были праздники в восточном стиле где пели заунывные песни и играли на ситаре, в другой стиль был испанском где юноши переодевались быками, а девушки изображали тореадоров, в третий в индийском с рассказами сказок, четвертый в греческом и все приглашенные одевали тоги, туники и возлежали за столом, на пятый день принц приказал устроить праздник в славянском стиле с кулачными боями, а за неимением медведя роль зверя исполнял самый высокий и сильный актер. Одним словом, празднества не походили одно на другое.
Но наступил день, когда Мне уже нечего было делать за стенами обители. Все что можно было собрать, Я собрала, все кто выжил, должны были дать более сильные всходы. И тогда Я обратила свой более пристальный взгляд туда, где принц Просперо чувствовал себя безопасно. Я прошлась по залам и коридорам, Я осмотрела покои всех, кто там жил, и никто и ни одна живая душа не знала об этом.
Забаррикадировавшись тут Просперо со своими приближенными бросили Мне вызов. И Я приняла его.
Однажды утром Я пришла к нему во сне и показала анфиладу цветных комнат, Я провела его за руку по ним. Проснувшись, он записал свои ведения после чего приказал воссоздать залы из своих грез. Уже через месяц в замке выстроили семь покоев.
В каждой комнате, справа и слева, посреди стены находилось высокое узкое окно в готическом стиле, выходившее на крытую галерею, которая повторяла зигзаги анфилады. Окна эти были из цветного стекла, и цвет их гармонировал со всем убранством комнаты. Так, комната в восточном конце галереи была обтянута голубым, и окна в ней были ярко-синие. Вторая комната была убрана красным, и стекла здесь были пурпурные. В третьей комнате, зеленой, такими же были и оконные стекла. В четвертой комнате драпировка и освещение были оранжевые. В пятой - белые, в шестой - фиолетовые.
Я не спроста выбрала эти цвета для убранства залов, голубой это цвет небес, цвет непоколебимой веры. Красный значит любовь, а также страсть, которой был так подвержен Просперо. Зеленый означал надежду, этот зеленый призрак дарил иллюзию, что когда-нибудь все вернется на круги своя. Оранжевый означал саму жизнь, белый - непорочность, фиолетовый - бренность всего сущего. А седьмая комната была предназначена для Меня.
Она была затянута черным бархатом: черные драпировки спускались здесь с самого потолка и тяжелыми складками ниспадали на ковер из такого же черного бархата. И только в этой комнате окна отличались от обивки: здесь они были ярко-багряные - цвета крови.
Ни в одной из семи комнат среди многочисленных золотых украшений, разбросанных повсюду не видно было ни люстр, ни канделябров, не свечи и не лампы освещали комнаты: на галерее, окружавшей анфиладу, против каждого окна стоял массивный треножник с пылающей жаровней, и огни, проникая сквозь стекла, заливали покои цветными лучами, отчего все вокруг приобретало какой-то призрачный, фантастический вид.
Но в западной, черной, комнате свет, струившийся сквозь кроваво-красные стекла и падавший на темные занавеси казался особенно таинственным.
А еще в этой комнате, у западной ее стены, стояли гигантские часы из эбенового дерева. Их тяжелый маятник с монотонным приглушенным звоном качался из стороны в сторону, когда минутная стрелка завершала свой оборот и часам наступал срок бить, из их медных легких вырывался звук отчетливый, громкий, проникновенный и удивительно музыкальный, но при этом необычный по силе и тембру.
Просперо назначил празднество на пятницу, тринадцатое ноября. Он хотел поразить всех небывалым доселе карнавалом. Никто не видел ничего подобного раньше и не увидит в будущем, это должно было быть что-то поистине необыкновенное!
Принц отличался своеобразным вкусом: он с особой остротой воспринимал внешние эффекты и не заботился о моде. Каждый его замысел был смел и необычен и воплощался с варварской роскошью. Многие сочли бы принца безумным, но приспешники его были иного мнения.
Просперо самолично руководил почти всем, что касалось убранства семи покоев к этому грандиозному празднеству. В подборе масок и костюмов тоже чувствовалась его рука. И уж конечно — это были гротески! Во всем — пышность и мишура, иллюзорность и пикантность. Повсюду кружились какие-то фантастические существа, и у каждого в фигуре или одежде было что-нибудь нелепое.
Все это казалось порождением чьего-то безумия или бреда.
Что-то здесь было красиво, многое — безнравственно, иное наводило ужас. Часто встречалось и такое что вызывало невольное отвращение. По всем семи комнатам во множестве разгуливали фигуры, которые мы скорее увидим во сне, чем наяву. Эти фигуры или даже скорее видения, - корчась и извиваясь, мелькали тут и там, в каждой новой зале меняли свой цвет, и чудилось, будто дикие звуки оркестра — всего лишь эхо их шагов. А по временам из залы, обтянутой черным бархатом, доносился бой часов. И тогда на миг все замирало и цепенело — все, кроме голоса часов, — а фантастические существа словно прирастали к месту. Но вот бой курантов смолкал - и тотчас же веселый, чуть слышный смех снова начинал заполнять анфиладу, и тат час музыканты брались за свои инструменты, снова оживали видения, и еще смешнее прежнего кривлялись повсюду маски, принимая оттенки многоцветных стекол, сквозь которые жаровни струили свои лучи. Только в комнату, находившуюся в западном конце галереи, не решался вступить ни один гость.
Я стояла за стеной аббатства, пронизывающий ветер развивал мои одежды, Я заглядывала в окна и ждала своего часа. Я смеялась над тем, как они извиваются и кривляются и еще больший смех вызывала у Меня, то, что они не знают о Моем присутствии, они были так беззаботны, как дети в погожий летний вечер не знающие, что волк уже приготовился для прыжка.
Эбеновые часы стали быть полночь. Двенадцать ударов, двенадцать шагов и Я уже внутри этой вакханалии. Пока часы били музыка смолкла, танцоры перестали кружиться, всех охватила смутная тревога все как бы застыли на своих местах вспоминая о мире за стеной, о тех, кого они когда-то знали, о тех, кого они бросили ради жизни здесь. О тех, кого они уже никогда не увидят.
Но вот через мгновенье, после последнего удара курантов, фигуры стали оживать - обводить присутствующих взглядом - и увидели Меня. Одни осматриваясь сразу замечали Мое появление, другие после секундной задержки возвращались ко Мне. Ни от кого не ускользнуло Мое присутствие. Гости стали перешёптываться, гул стал нарастать, удивление, недовольство, а под конец страх и ужас овладели присутствующими.
Появление обычной новой маски не вызвало бы сенсации, но Я перешла все границы дозволенного. Даже для такого безумного фантазера как Просперо.
Ведь даже в самом безрассудном сердце есть струны, коих нельзя коснуться, не заставив их трепетать. У людей самых отчаянных, готовых шутить с жизнью и смертью, есть нечто такое, над чем и они не позволяют себе смеяться.
Но вот принц Просперо узрел Меня, гуляющею среди прочих гостей.
По телу принца пробежала какая-то странная дрожь - не то ужаса, не то отвращения, а в следующий миг лицо его побагровело от ярости.
- Кто посмел?! - обратился он хриплым голосом к окружавшим его придворным. - Кто позволил себе эту дьявольскую шутку? Схватить его и сорвать с него маску, чтобы мы знали, кого нам поутру повесить на крепостной стене!
Слова эти принц Просперо произнес в восточной, голубой, комнате. Громко и отчетливо прозвучали они во всех семи покоях, ибо принц был человек сильный и решительный, и тотчас по мановению его руки смолкла музыка. Толпа было метнулась в Мою сторону, но Я уверенно направилась к принцу. Никто из присутствующих не решился остановить Меня, всех обуял непостижимый ужас. Я прошла мимо принца и направилась в красную, затем в зеленую комнату, прошла сквозь оранжевую, белую и фиолетовую залы, толпа расступалась передо мной, все чувствовали мое величие. Теперь Я главная на этом празднике. Почти достигнув черной комнаты, Я услышала крик принца, он обнажил кинжал и бросился вслед за Мной. Никто из присутствующих не последовал за ним. Когда он нагнал Меня в траурной зале Я посмотрела на него, кинжал выпал из его рук, судороги пронзили его тело, он упал передо Мной на колени, еще секунда и вспенившаяся кровь вырвалась из его горла вместе с криком, переходящим в бульканье после чего он затих. Призвав все свое мужество, толпа набросилась на Меня и тут же стала с воплем разбегаться, не обнаружив под Моим кровавым саваном человеческого тела. Мне уже не нужен был этот маскарадный костюм. Пришло Мое время, и Я властвовала в этих залах, коридорах и в этом монастыре.
Один за другим падали балагуры в забрызганных кровью пиршественных залах и умирали в тех самых позах, в каких настигла Я.
И с последним из них угасла жизнь эбеновых часов, потухло пламя в жаровнях,
и над всем безраздельно воцарились Мрак, Гибель и Я! Я тоже умею шутить и наряжаться и сегодня я примерила маску красной смерти.